«Гражданский активизм — это то, что может делать каждый» — большое интервью nokta с Натой Албот

В спецвыпуске «Цены свободы» журналистка Ната Албот рассказывает о важности гражданского активизма, опасности фейков в эпоху ИИ и соцсетей, о том, как сильно USAID помогал Молдове и о том, почему важно бороться за европейское будущее. Перед вами — текстовая выборка из этого интервью.

«Это огромный стресс, его просто не видно на экране»

Ведущий программы «Цена свободы» Михаил Сиркели выразил убежденность, что мы находимся в периоде, когда происходит большая атака на СМИ и гражданские свободы, а свобода слова как таковая находится под угрозой. Гость выпуска Ната Албот — журналистка, гражданская активистка и основательница некоммерческой организации KLUMEA, — поделилась своей оценкой происходящего.

— Я не считаю то, чем мы занимаемся с Андреем (журналист и блогер Андрей Болокан, муж Наты Албот — прим. nokta) медиабизнесом. У нас как такового бизнеса в этом нет. У нас есть свой еженедельный подкаст [«Internetu grăiește»] уже 7 лет. Начали мы его у себя на диване и практически так же продолжаем — только уже у себя в мансарде. То есть у нас ресурсов финансовых на реализацию того, что мы делаем, ноль. Их вообще в большинстве случаев было очень мало. Нам давали разные гранты, ресурсы на технику, а зарплаты из грантов достаточно скромно оплачиваются.

Но при этом мы всегда себя спрашивали: а ради чего мы это делаем? Это огромный стресс, его просто не видно на экране. Но создать команду, купить технику, создавать продукт, монтаж, потом ставить его в эфир, потом для всех платформ делать этот контент. Это очень-очень много работы. На данный момент у нас, скажем так, запас нашего энтузиазма потихонечку иссякает, я должна признаться, потому что нас только двое, и нам очень много ресурсов нужно, чтобы мы собрались и каждую неделю выходили и рассказывали людям новости. Почему мы считаем, что это важно? А потому что выборы показали, что это важно. Мы все, кто пытался информировать, объяснять людям новости, каждый привнёс свою ложечку дёгтя тем, кто хотел нам плохо сделать, и помогали публике понимать, что происходит.

«Слово сегодня может убивать бизнесы и карьеры»

Журналистка высказалась о роли технического прогресса и соцсетей в распространении фейков.

— Новые технологии стали платформами не только для информирования, но и для обмана. Скорость, с которой всё распространяется, лёгкость, с которой можно сказать неправду. И она от того, что очень быстро [становится вирусной], становится потихонечку «правдой». И нет законов, которые могли бы все это [контролировать]. Я считаю, что наше информационное поле, как минимум здесь, в Молдове, очень сильно затронуто этой революцией технологической. Я думаю, мы недооцениваем, насколько социальные сети и искусственный интеллект могут повлиять на выбор людей. А от нашего выбора зависит абсолютно всё.

<…> Я думаю, что наши выборы в этом году будут под большим влиянием искусственного интеллекта, который используется для того, чтобы читать в том числе поведение людей, то, на что они реагируют, что им надо показывать для того, чтобы у них мозг взрывался и они хотели бороться за какую-то «правду». И вся эта риторика будет использоваться особенно Кремлем, потому что там есть ресурсы для того, чтобы подключать хорошую рабочую силу, чтобы она работала и влияла на процессы. Я точно уверена, что в этом году у нас политика не будет [ограничиваться] встречами с избирателями, это уже неактуально. Все будет делаться через социальные сети и через конкретные видео и текстовые месседжи, которые будут влиять на людей.

[Говоря о тик-токе], я абсолютно поддерживаю то, что говорят, по крайней мере, в Европейском Союзе, что нам нужна регламентация. Свобода слова замечательна, но не тогда, когда слово уже становится оружием — а оно действительно сегодня может убивать карьеры и бизнесы. Всего лишь слово, потому что оно попадает в социальные сети, оно очень быстро распространяется. И оно часто может быть неправдой. И для этой неправды нужно иметь инструменты, [разоблачать] её и обязательно наказывать.

Когда люди пользовались почтовыми голубями, можно было надеяться, что через месяца два-три это куда-то приведет. А сегодня это дело секунды, чтобы слово могло убить политическую карьеру, бизнес и любую хорошую инициативу очернить. То, что мы сейчас видим с USAID. Насколько им удалось в считанные практически часы сделать так, чтобы вся эта помощь, которая нам так сильно пригодилась в нашем процессе создания страны, превратилась в «коррупцию, отмывание денег» и не знаю, что еще. Это все сила интернета.

<…> USAID — это 0,7% из бюджета США. То есть люди настолько падкие на все эти декларации, которые унижают людей, обижают людей: «вот они там крали деньги, отмывали деньги». А сколько из этих людей вообще пошли и поинтересовались, когда была создана USAID, сколько денег из бюджета тратится, на что тратится, где тратится?

Мне важно сказать, что я допускаю, что там могли быть какие-то определенные процессы не самые демократические, честные. Я допускаю. Но сравнивая, по крайней мере, по Молдове, какую огромную роль это сыграло в нашей стране, я могу сказать, что об этих процессах можно говорить, их можно показывать, пусть они исправляются, — но ни в коем случае не [отменять] все остальное, потому что это для нас важно.

Что значил USAID для Молдовы

Отношение к НПО и западным грантам в Молдове зиждется на абсолютном непонимании большинства, что из себя представляют некоммерческие организации и для чего они нужны. Очернив одного из первых и главных доноров в истории независимой Молдовы — USAID, Илон Маск сделал шикарный подарок пророссийской пропаганде, которая взращивала подобное негативное отношение у своей аудитории. А чем же на самом деле была организация USAID для нашей страны?

— Во-первых, [развитие инфраструктуры]. Когда инфраструктуры нет, жизнь кажется очень плохой, но когда она появляется, мы редко говорим, что жизнь стала лучше, потому что нам кажется, что именно так оно и должно быть. Но мы никогда не должны забывать, насколько у нас плохая до сих пор инфраструктура в стране и насколько она нам мешает развиваться дальше. У нас появились хорошие дороги, у нас появилась инфраструктура вокруг важных учреждений, как школы, больницы. У нас была хорошая помощь [по закупке медицинского оборудования]. То, что я видела своими глазами, потому что в некоторых проектах я сама участвовала, очень сильно помогло нам как стране, у которой нет огромных ресурсов.

<…> Наша земля — это наш единственный, самый важный ресурс вместе с людьми. Люди тоже — очень большой ресурс. То, что нам помогла эта земля — это выращивать виноград и делать вино. В 2006 году наша базовая отрасль просто легла на живот. Мой брат был вынужден уехать из страны, будучи виноделом, потому что он просто потерял работу, он бедствовал. То есть мы не знаем вот эти человеческие истории, насколько это эмбарго затронуло не большие там комбинаты винные, а судьбы людей до того, что люди были вынуждены со своими семьями уезжать. И это хорошие специалисты, выращенные в этой отрасли.

USAID нам помог поставить эту отрасль на ноги, улучшить очень сильно качество. У вас в Гагаузии есть семьи, которые открыли свои маленькие винодельни дома. Вот в чем помог USAID. То есть они не ставили какие-то такие стандарты, [который можно соблюдать только] если у тебя большая компания. Они помогли маленьким семьям развивать свои маленькие семейные бизнесы. И это по всей стране. <…> В каждом году у нас большие красивые конкурсы и медали наших вин. USAID помог, во-первых, дать людям знания, улучшить, апгрейд сделать. Два – это оборудование. Три – это всё, что связано с процессами сбора, реклама, маркетинг, брендинг. И сегодня если нам и есть, чем гордиться перед любыми туристами, это сказать: приезжайте к нам выпить хорошего вина.

Это все, что связано с текстильной индустрией. Слушайте, если бы не USAID, у нас сегодня не было бы 20-25 классных, молодых, свежих брендов. <…> Это новое поколение студентов, которые начинали свои маленькие бизнесы, они получили очень много помощи. Сегодня у нас есть магазин моды в центре [Кишинева], где только молдавские местные производители. Это очень круто.

IT, который у нас считается одним из самых перспективных в стране, не только как учеба, но потом и как заработок. Мы можем жить в не очень обеспеченной стране с очень хорошим достатком, если мы специалисты в этой отрасли.

Индустрия [креатива] — это Artcor, шикарное, красивое место, которое появилось в городе, где люди со всех креативных отраслей — дизайнеров, видеографов, фотографов, артистов, — имеют место, где могут встречаться и создавать. Mediacor — опять же, шикарнейшее место. <…> Были созданы новые факультеты при университетах. Сегодня у нас в Государственном университете появились факультеты, которые обучают молодых людей профессиям, которые нужны сегодня на рынке и которых не было в куррикулуме этих университетов.

Уже не говорю о туризме. Я сама, будучи часто вовлечённой, видела, сколько семей смогли вернуться домой, брать свои семейные дома и превращать их в туристические места. Не могу солгать, я тоже в один момент решила, что, может быть, имеет смысл купить старый дом. Я его купила на левом берегу Днестра. Поверьте мне, когда даются гранты, тоже считаются эти элементы: «Почему на левом? Там не очень хорошо» — ну, в смысле атмосферы. И я сама бенефициар гранта для своего маленького бизнеса.

Пресса — были какие-то гранты от USAID по каким-то определенным проектам. <…> Нам удалось получить грант для того, чтобы создать первый лагерь социального активизма в Гагаузии. Wake Up Camp назывался. Потом мы с этим лагерем пошли на север Молдовы, потом — в центр Молдовы. У нас было более ста молодых людей, с которыми мы проводили три дня. Мы им, во-первых, рассказывали, что такое социальный активизм. Ведь у нас в стране, в обществе очень неправильное [восприятие].

«Эти деньги не давались просто за красивые глаза»

Ната Албот соглашается с ведущим, что даже если ты не пьешь вино и тебе дела нет до развития винной промышленности в Молдове или до индустрии креатива, речь ещё и о развитии экономики страны в целом.

— Я, по крайней мере, на своем опыте могу вам сказать, что ни один грант USAID не дается без того, чтобы ты объяснил экономическую часть твоего проекта. Я подаю, чтобы мне дали денег на мебель для моего туристического места, а у меня спрашивают: сколько рабочих мест я собираюсь создать, <…> бизнес-план, сколько я собираюсь получать с продаж, чем я буду делиться с государством, сколько людей из села получат рабочие места, собираюсь ли я обучать этих людей или нет.

То есть нигде эти деньги не давались просто за красивые глаза. Всегда было поставлено условие экономического развития. И я действительно считаю, что экономическое развитие нашей страны очень сильно будет затронуто сейчас отсутствием этой помощи. Люди говорят «учитесь сами делать хороший бизнес». Во-первых, не давайте нам советов, сами берите, открывайте бизнесы. Показывайте нам, как вы будете делать успешные бизнесы в этой стране, и мы у вас будем учиться. Пока вы нам только там комментарии пишите, не надо нам давать советов.

<…> То есть делать успешный бизнес в стране, у которой рынок такой маленький, невозможно. Я вам точно могу сказать, я общаюсь с очень многими предпринимателями. Все задушены тем, что у нас очень маленький рынок и очень маленькая покупательская способность. Когда у тебя есть выход на другие рынки, как, например, Европейский союз — [это совсем другая ситуация]. Если у нас не будет наших местных предпринимателей, у нас весь рынок будет завален всем импортом: турецким, китайским, белорусским, русский и т.д., и т.п. У нас есть свой местный продукт. Это очень круто и это действительно люкс для общества — иметь местный продукт. Поэтому экономическое развитие, я считаю, что это был важный приоритет всех проектов USAID. Но экономическое развитие без защиты демократии посредством свободной прессы — это невозможно.

Что такое гражданский активизм

Как отметил ведущий Михаил Сиркели, противники хороших инициатив — «мастера в том, чтобы заклеймить какое-то хорошее дело». Так стали ругательными такие слова, как «демократия» и «гражданский активизм». А что же такое гражданский активизм на самом деле?

—  Для меня гражданский активизм — это, во-первых, смелость, — отвечает Албот, — Надо просто развивать в себе эту мышцу, быть смелым человеком, не бояться. Во-вторых, это экспертность. Ты не можешь считать себя гражданским активистом, если ты не знаешь отрасль, в которой ты борешься. Ты должен знать законы, ты должен знать, где ты можешь фотографировать, где нельзя, какие у тебя методы для социального активизма. Просто я думаю, что нам, жителям постсоветского пространства, это еще передалось от наших родителей: «молчи, зачем тебе это нужно?», «тебе что, больше всех нужно?», «ты же все равно ничего не поменяешь», «да живи себе спокойно, не рыпайся».

<…> Социальный активизм — это, конечно же, риски. Но молодое поколение должно решить: вы хотите жить в хорошей, процветающей стране или вы хотите «нравиться другим»? Процветающая страна для меня — это общество, в котором работают законы и в котором все равны перед законом. Во-первых, мы должны понимать, что хождение на выборы — это наш самый важный инструмент для того, чтобы помогать этому обществу развиваться. Для того, чтобы ты ходил на выборы, ты не должен быть человеком [безразличным], ты должен информироваться. <…> Когда ты информированный человек, ты не можешь оставаться абсолютно безразличным к тому, что происходит вокруг тебя. А потому что у нас не считается круто информироваться. Ну, это не считается нужным. Вот я с этого начинаю всегда наши лагеря Wake Up Camp: «Где вы информируетесь? Где вы читаете новости? Как это вам не надо? Это же очень важно. Вы, когда берёте лекарство, вы же читаете, что вы берёте? Как вы можете жить в обществе с другими людьми и не информироваться, что в этом обществе происходит?»

«У нас может всё получиться»

Ната Албот прокомментировала кампанию по дискредитации свободных СМИ, которая разворачивается в Молдове.

— Всё это ещё покажется нам цветочками. 10 тысяч голосов решили судьбу нашего европейского референдума. Я не знаю, задумываются ли вообще люди над тем, как наша [цель евроинтегрироваться] была спасена десятью тысячами голосов. Я думаю, что мы их очень сильно разозлили. И теперь, когда мы разозлили своей свободой слова, своей свободной прессой, своей диаспорой, я думаю, будут использоваться [огромные] ресурсы в ближайшие несколько месяцев, чтобы дискредитировать и прессу, и активистов, и роль диаспоры.

Ты же видел риторику Додона после всех этих выборов в сторону диаспоры. Это и «параллельный мир», это и «мы заберем у вас право голоса», и т.д., и т.п. Я честно верю, что если мы допустим к власти людей, которые обещают забрать право голоса у диаспоры, это случится. И люди из диаспоры, которые сейчас очень расстроены, что ничего лучшего не случилось за несколько лет, что не видят изменений, они должны понять, что их [разочарование] — это прямо самый лучший моторчик, который будет использован для того, чтобы у них вообще забрали право голоса.

<…> Мне кажется, мы должны все чаще и чаще говорить людям о рисках. Это очень реальные риски — что мы кувырком вернемся обратно в этот мир, где нет свободы слова, где предприниматели не видят шансов развиваться, где молодежь не видит шансов развиваться, где семьи не хотят растить своих детей. [По итогам переписи населения], 400 тыс. человек уехало за последние 10 лет. Вот это нам опять покажется цветочками.

Если 400 тыс. людей уехало за эти последние 10 лет при том, что у нас последние четыре года была какая-то экономическая стабильность более-менее, помощь какая-то была, то что будет в момент, когда это все закроется? Потому что, мне кажется, люди с нормальными ценностями, если они понимают, что дверцы закрываются, они скажут: «Слушай, жизнь такая короткая, чего я буду здесь мучиться и своих детей мучить? Поеду-ка я, помучаюсь где-то в нормальной стране, но лет через 5-10 я заживу нормально». Меня очень сильно беспокоит то, что говорят в моей среде люди. Люди хотят уезжать, если это всё захлопнется. И мне очень хотелось бы, чтобы люди чаще говорили об этом. Это не истерика какая-то и не шантаж.

<…> Поэтому я считаю, что гражданский активизм — это то, что реально каждый из нас может сделать. Нам надо обязательно, чтобы кто-то нам ежедневно напоминал о важности, и нам нужны хорошие примеры. Мы должны больше говорить о том, как Финляндия стала хорошей страной для жизни людей. Как Дания стала одной из стран, где самые счастливые жители. Как Швеция. Вот, вроде бы, морозные страны, но при этом самые счастливые люди на земле, потому что там работает демократия, потому что люди там чувствуют себя в безопасности. Потому что люди, когда расстаются с 46% налогов, знают, куда они уходят. Они счастливо с этим расстаются.

Я очень бы хотела, чтобы Молдова стала такой страной, и я буду за это бороться. Но люди должны все понимать, что это [совместная] борьба, а это не борьба одиночек. У нас может всё получиться. Я очень сильно верю в это.

Полный спецвыпуск «Цены свободы»:

nokta