«Как мы историю знаем, так мы и голосуем» — историк об отношении гагаузов к голодомору 1946-47 годов

Историк Октавиан Цыку в очередном выпуске «Цены свободы» рассказывает о вине Советского Союза в контексте голодомора в Молдове 1946-47 гг. и о том, почему на эту тему отсутствует рефлексия у гагаузов, которые вместе с другими жителями юга пострадали от этой трагедии сильнее всего. Перед вами — текстовая версия этого интервью.

«Мы просто от этого были в шоке»

В минувшую субботу, 20 апреля, в Молдове отмечали День памяти жертв голода 1946-47 годов. Одним из самых пострадавших регионов во время этого голодомора была Гагаузия: в некоторых сёлах погибли до половины жителей. По разным подсчётам, голод 1946-1947 годов унёс жизни до 60% населения гагаузских сёл юга Бессарабии.

В эфире nokta профессор Молдавского государственного университета Октавиан Цыку рассказывает о том, как историки пришли к установлению масштабов трагедии, которую принес голодомор.

— После 1994 года у нас произошло возвращение коммунистической номенклатуры, или неокоммунизм, как мы его называем. Эти люди, которые черпали свои голоса из исторической памяти, связанной с Советским Союзом, они навязали вот этот дискурс относительно позитивного влияния советской истории. Это, кстати, было не только в Республике Молдова, это было и в других республиках Советского Союза. Напомню вам, например: Лукашенко вернулся в Беларусь, Гейдар Алиев — в Азербайджан, Шеварнадзе — в Грузию. И одновременно с этим советская история стала более позитивной на политическом уровне.

<…> В 2010 году комиссия по осуждению коммунизма в Кишиневе наконец добилась открытия архивов. И эти архивы нас поразили. Потому что там было что-то такое, что, наконец, надоумило всех в Республике Молдова.

Например, директива КГБ или прокуратуры из Молдовы относительно случаев каннибализма. <…> Мы просто от этого были в шоке. У меня даже документ есть по Бешалме. В Бешалме умерло 2800 человек. Они просто пожирали эти трупы. Некоторые из них раскапывали, опять кушали. И это вообще настолько было страшно, что поразило. Я помню эти дни, потому что мы работали очень со многими документами по голоду.

И это каким-то образом повлияло, потому что и политический контекст был положительный, проевропейский. И пошло: после 2009-2010 у нас как бы открылось дыхание относительно исторической истины. Появилось много работ. Я даже хотел приветствовать работы Светланы Капанжи. Она [сделала] очень хорошее дело. Вот у меня на руках есть книга Константина Курдогло по голоду в Гагаузии 1946-1947 гг. Хорошая, очень хорошая работа, по селам все разбросано. У меня были встречи со многими людьми, которые пережили это. Некоторые из них меня просто поразили открытостью.

«Гагаузы рассматривают советский период как составную часть личной истории»

Цыку рассказывает историю Гавриила Железогло из села Джолтай.

— Он 1927-го года рождения. Говорит, что они ели ворон, а потом его взяли на ФЗО в 1948 году. Он сбежал с ФЗО, ему дали три года тюрьмы. И он вернулся в село, а там всех депортировали в 50-м году. И он заканчивает [свой рассказ фразой, что] всё равно при румынах было плохо, а при Советском Союзе было хорошо. И я понял, насколько эти пути к истине тяжелы для ментальности и для людей, которые жили в такие времена, которые рассматривают советский период как составную часть своей личной истории, истории народа и истории какой-то большой страны.

Потому что если рассматривать, скажем так, по правде отношения гагаузов и румын в Республике Молдова относительно голода, для нас голод являлся составной частью репрессий чуждого нам режима и империи, которые оторвали нас от Румынии. Для гагаузов это составная часть их истории, которая связана с Россией. «Да, она была плохой, но это такая история, мы ее осуждаем, но мы продолжаем по-прежнему любить тех, которые нам дали какую-то историческую родину». И отсюда исходит и восприятие государственности: и у румын, и у гагаузов. <…> И поэтому историческая память не помогает на данный момент в создании общего дискурса и в Гагаузской автономии по отношению к Республике Молдова.

Про два восприятия на европейском континенте

Октавиан Цыку рассказывает, что взгляды относительно истории на европейском континенте разделились на два восприятия.

— Европейский союз построен на принципе исторического примирения, на принципе отмены пересмотра границ. И это примирение историческое дает возможность народам не смотреть в прошлое как [на ориентир для отношений в будущем] — для того, чтобы эти народы жили вместе и работали на общее благо. С другой стороны, мы видим российский взгляд на историю, он ревизионистский, который рассматривает историю Европы сквозь призму пересмотра границ.

И который использует историческую память для того, чтобы вернуть этот «русский мир» в какое-то воображаемое прошлое. И поэтому мы должны сделать для себя выбор. И каждый в отдельности, несмотря на то кто мы — румыны, молдаване, гагаузы, русские или украинцы. [Абсолютно] понятно, что нам нужно пересмотреть все свои взгляды относительно исторического прошлого, понять, насколько оно важно для нас, но не ограничивать себя взглядами относительно прошлого, если мы исходим из расчёта будущего.

Я всё время говорю, что историческая память — это хорошая основа для политической культуры, и, как мы историю знаем, так мы и голосуем. <…> В соцсетях появилась новая форма пропаганды относительно ностальгии, относительно [нарратива] «СССР — прекрасная страна», <…> относительно отличия молдаван от румын с молдавским языком, [нарративы,] что мы изначально были с Россией, и так далее. И это как раз работает против нашего будущего.

«Если бы не голодомор, сейчас в Гагаузии был бы миллион человек»

— Если мы, румыны, говорим о голоде, который унес жизни более 200 тысяч человек, то мы говорим, что это пришло с советским режимом, который оторвал нас от Румынии и от Европы [в целом]. У гагаузов нет такого нарратива. Они видят трагедию, относятся к ней как к какой-то личной или к какой-то гагаузской трагедии. Некоторые из них даже видят более глобально. Вот я согласен с Тодуром Занетом, он говорит, что это геноцид против гагаузского народа. С этим трудно не согласиться. Вы понимаете, там цифры сами умеренные: 25% умерло. А самое [большое], что он говорил, это 40%. Если исходить из расчетов, которые он делает, то сейчас население Гагаузии было бы примерно миллион человек.

Но гагаузы это не воспринимают как осуждение советского режима. <…> Они видят свою маленькую историю как составную часть российской истории. И в этом большая разница в восприятии того, что означает историческая память для гагаузов и для румын, которые живут здесь. <…> Даже такие историки, как Курдогло и госпожа Капанжи не осуждают этот режим и не говорят открыто, что «вот, понимаете, это нас убило полностью».

Как советский режим истреблял гагаузскую интеллигенцию

Цыку рассказывает, что привело к голодомору при СССР.

— Даже в царское время это были какие-то резервы пшеницы, и в румынское время, потому что этот регион особенный. Гагаузы были здесь поселены, и они проявили себя как очень трудолюбивый и терпеливый народ. Эта степь Буджака никому по силам не была. Никто там не справился, кроме гагаузов вместе с румынами и болгарами, которые туда пришли. Много полегло в этом контексте. Но мы должны рассматривать освоение этой Буджакской степи как общее усилие гагаузов, болгар, румын и других. И это прекрасно было сделано.

Дальше что произошло: пришло румынское правление. Гагаузы проявили себя как лояльные к румынскому государству меньшинство. Обычно так проявляет себя меньшинство, которое получило землю, потому что в румынское время получили землю очень много гагаузов, получили обучение и так далее. <…> И вот пришел советский режим, который полностью уничтожил гагаузскую элиту, которая была связана с Румынией. Они хотели [уничтожить «румынскую память»]. Поэтому очень много, почти все примары из Гагаузии, как говорит Капанжи, были истреблены. <…> Советский режим решил уничтожить крестьянство как составную часть вот этой исторической памяти.

И эта категория, она очень консервативна сама по себе. Она мешала советскому режиму коллективизировать. Коллективизация в то же время означает коммунизацию и советизацию. Поэтому, исходя из всех этих принципов, по Гагаузии был просто шок.

«Мы не просим восстановить эту память ради какой-то любви к Румынии»

— Это исторический момент, который гагаузы должны преобразовать в своей ментальности относительно своего будущего. Потому что это же прямо на грани исчезновения было. Как говорит Бабогло, черная зима 1946-1947 года унесла [много жизней]. Есть села, в которых умирали по 70 человек в день. Это страшные цифры. Я был в Авдарме, я видел [эти цифры]. Молодцы люди, которые там оживили всю эту историческую память и музей. Там умерло более 1500 человек только за голод. Я видел перепись, и мне было очень интересно.

В 40-м году был оптимальный пик по численности очень многих сел, очень многочисленные семьи. А что это означает? Это означает, что они кормились, они имели какой-то достаток, потому что иметь много детей — это и обуза в то же время. Так вот, по статистике очень мало сёл восстановили свои демографические цифры 1940 года. Вы понимаете, насколько трагедия огромная? Все должны это понимать.

И мы не просим восстановить эту память ради какой-то любви к Румынии. Это просто для себя, чтобы люди осознали, что когда-то они были составной частью европейской культуры, потому что даже царская Россия была частью европейской культуры. Она породила настолько великих людей: и писателей, и артистов, и композиторов, и поэтов. И всё это убил советский режим, который на данный момент просто реактивировался.

«Гагаузы почувствовали на себе, что значит рука преобразования Евросоюза»

— Путинизм — это не что иное, как неосталинизм, который проводит те же принципы. Тот же авторитарный режим, тот же тоталитарный, единая партия, единая идеология, репрессивный режим. И в то же время война как способ покорить другие народы и восстановить свое какое-то могущество. Но это, понимаете, не приведет к цивилизации.

Когда-то Талейран с Наполеоном полемизировал насчет будущего Европы. И Наполеон говорит: «да мы штыками всех заставим». И Талейран тогда сказал: «Ваше Высочество, штыками можно что угодно делать, но на штыки нельзя садиться». Мы не можем сесть на эти штыки. Надо создавать ради будущего. А будущее создается только модернизацией Евросоюза.

И я думаю, что гагаузы почувствовали на себе, что значит рука преобразования Евросоюза. Потому что я еду часто к сыну в Констанцу и проезжаю через Гагаузию. Вижу, насколько все преобразилось. Это все европейские деньги. Это все европейские, румынские, турецкие вложения. И к этому нужно относиться с уважением, с лояльностью, как когда-то гагаузы с лояльностью относились к тем властям, которые им дали что-то в их истории.

nokta