Главная — Лонгриды — «Надеюсь, однажды не придется выбирать: уехать…

«Надеюсь, однажды не придется выбирать: уехать ради комфорта или остаться и делать что-то полезное» — история уроженки из Гагаузии, уехавшей учиться за границу

Саша Турифер 9 ноября

Ирина Перчемли, специалист по европейской политике. Фото nokta

Ирина Перчемли — специалист по европейской политике, получившая образование сначала в Турции, а затем в трех странах ЕС. Ирина сравнивает различия этих стран в быту и образовательном процессе и рассказывает, почему идейно хочется вернуться в Молдову, но на это непросто решиться.

«Мне было интересно, как работает общество и всё, что связано с обществом»

Ирина родилась в гагаузском селе Чишмикиое. Окончив школу и молдо-турецкий лицей в Конгазе, она поступила на бакалавр по международным отношениям в Турции, Анкаре.

— Я выбрала Турцию, потому что там условия на тот момент были для меня самые подходящие, я смогла получить государственную стипендиальную программу от Турции, это мне давало возможность бесплатно обучаться, и они покрывали все мои расходы, по сути. Я поступила по этой программе и выбрала специальность «Международные отношения и политология», потому что, когда я заканчивала школу, я очень много думала о том, чего я хочу в своей жизни, и в один момент я поняла, что мне очень интересно узнать, как работает общество и как работает всё, что связано с обществом, мировая политика, экономика.

На момент обучения родители Ирины тоже были в Турции — на заработках. Как рассказывает героиня, на заработки они ездили с самого её детства, сколько она себя помнит.

— Это такая очень типичная, мне кажется, ситуация для Молдовы в целом, но скажу про Гагаузию, т.к я знаю ситуацию в своём селе и сёлах вокруг. Обычно родители ездят на заработки, и ты остаёшься с кем-то — в основном с бабушками, которые тебя растят, пока твои родители пытаются заработать деньги на то, чтобы у тебя были все материальные условия. Вот и у меня была такая же ситуация.

«Я нашла единомышленников в Гагаузии, а это было сложно»

В 2021 году, на последних курсах обучения, Ирина какое-то время проработала в nokta — дистанционно.

— Я написала несколько лонгридов, некоторые из них были про гагаузскую культуру. И был один исторический материал, которым я больше всего горжусь. Он был про то, как происходило становление Гагаузии, а конкретно какая была роль Турции. Так как я была на тот момент в Турции, у меня были такие знакомства, и я смогла поговорить со многими людьми, которые во время становления Гагаузской автономии были частью этого процесса, и я также побывала в доме Сулеймана Демиреля. Это был президент Турецкой Республики, который очень помог в создании Гагаузской автономии. Это был мой самый, наверное, большой материал, который я сделала, когда мне нужно было говорить с очень многими людьми и спускаться немножко даже в архивы, чтобы узнать, как всё это происходило.

От Гагаузской республики к автономии. Как это было и какую роль сыграла Турция

Работа в nokta была моим первым профессиональным опытом, благодаря которому я начала понимать, чем мне нравится заниматься и что я хочу делать для общества. Во время своего обучения я знала точно, что мне интересно изучать и познавать общество, но, когда я начала работать в nokta, я поняла, что мне очень важно ещё и стараться менять общество — делать что-то для этого. И для меня это был очень позитивный опыт в том плане, что я нашла единомышленников, а это было для меня в целом очень сложно. Находясь в Гагаузии, я понимала, что у меня другие мысли по поводу очень многого, и когда я пришла в эту организацию, я увидела, что есть много людей, которые думают так же, как и я. Это меня очень сильно мотивировало и попросту дало какую-то надежду, что у нас есть команда, с которой мы можем что-то делать для того, чтобы менять это общество или хотя бы стараться делать что-то хорошее для него.

Я получила этот опыт и в целом узнала, что творится в молдавском обществе и в политике. Я поняла, что есть возможность что-то делать для Молдовы. Потому что до этого я просто, наверное, была более апатична к тому, что происходит в стране. Во-первых, я не особо понимала, что происходит, а во-вторых, я просто не видела никакой перспективы, что можно каким-то образом помочь этому обществу.

Магистратура в странах Евросоюза

— Когда я училась в Анкарском университете, я поняла, что чувствую себя счастливее всего, когда я нахожусь на лекциях, когда я узнаю что-то новое или мне даётся какая-то идея, которая ко мне раньше совсем никак не приходила, и как будто бы всё так щёлкает и встаёт на свои места. Мне очень нравилось это ощущение, и я понимала, что мне очень интересно узнавать больше, как работает этот мир, пытаться понять механизмы и пытаться понять причинно-следственные связи. И поэтому я решила, что хочу продолжать учиться, я хочу продолжать такую исследовательскую деятельность. И я не захотела делать это в Турции, потому что, во-первых, в Турции очень сильный экономический кризис начался в тот момент, когда я была там, и это было просто материально очень тяжело — и морально тоже.

И в целом попасть учиться куда-то в Европу, в страны Европейского союза было для меня всегда такой мечтой заоблачной, недостижимой, потому что я знала, что образование очень высокого качества в этих странах. Для меня это была следующая ступень.

Европейский опыт образования Ирине удалось получить ещё во время обучения в Турции. На втором курсе она поучаствовала в программе обмена студентами Erasmus и отучилась один семестр в Праге.

— Мне там так понравилось, что, когда я заканчивала свой бакалавр и искала варианты поступления в Европе, я начала поиски с этого университета в Чехии. Так я увидела программу магистратуры «Европейская политика и общество», которая позволяет учиться в трех разных странах.

Ирине удалось поступить на программу Erasmus Mundus, в рамках которой она сначала отучилась семестр в чешской Праге, второй семестр — в польском Кракове, и затем — целый год в Лейдене, Нидерландах.

На одном из уроков в Ягеллонском университете в Кракове итоговым оцениванием была симуляция Совета министров иностранных Дел ЕС

«В Турции всегда делается акцент на том, что ты не из Турции»

— Адаптация в целом всегда для меня проходит очень сложно, потому что у меня занимает очень много времени привыкнуть к новым условиям, а особенно к новым людям. И это было для меня проблемой с самого начала, с того момента, как я перешла учиться в лицей в Конгазе, и всё моё окружение изменилось, и мне нужно было привыкать к людям. И потом я переехала в Турцию — абсолютно другая страна, с другим менталитетом, другой культурой, другой религией, и снова — новые люди. Это было тяжело. Но, к счастью, мой парень Кирилл тоже был там, мы с ним познакомились в лицее, и с тех пор вместе. То, что мы могли встречаться, и он всегда меня поддерживал, для меня было самым большим благословением.

Что было самое сложное? Самое сложное в Турции, мне кажется, было то, что мне нужно было жить в общежитии, где комната была восьмиместной, нас было восемь восемь девочек в одной комнате. В Турции строго разделяются общаги на женские и мужские, это разные здания. Наша комната была очень маленькая, узкая, и это то, как я себе представляю плацкарт, потому что там было по две кровати двухъярусные с обеих сторон, и между ними оставался только узкий проходик — и всё. И кроме меня в этой комнате все остальные были турчанки. И когда я впервые зашла в комнату и сказала «привет», первое, что они сказали: «О, она иностранка! К нам подселили иностранку!» В этот момент я сразу зарыдала, потому что у меня был очень сильный стресс от переезда и так далее, а ещё — и оттого, что для них я была просто какой-то диковинкой.

Мне кажется, сложнее всего привыкнуть (и к этому я так и не привыкла), что в Турции всегда делается этот акцент на том, что ты не из Турции. Несмотря на то, что я гагаузка, и наши языки очень близки, но всё равно, когда я говорила по-турецки, акцент ощущался, хотя я много работала над тем, чтобы его не было заметно. И даже когда ты заказываешь в кафе кофе, они понимают, что ты не турчанка, и сразу начинаются вопросы: «ой, а откуда ты?», «а как ты тут?», «а что ты тут?». И вот это ощущение, что ты не вливаешься, что ты не часть этого общества — для меня было самым тяжёлым.

«То, о чем ты думала, — мы практикуем»

Получив возможность пожить в Чехии во время программы по обмену, Ирина была очень воодушевлена той разницей, которую она прочувствовала.

— То же разделение турецких общаг на мужские и женские — есть очень много правил, с этим связанных, патриархат чувствуется очень сильно. И когда я увидела, что есть общественный строй, в котором то, что мне кажется правильным, считается нормальным — для меня это было ощущением свободы. Почему не могут парни и девушки быть в одном пространстве, что такого плохого случится? Я не понимаю, я не вижу в этом смысла, я вижу в этом только, может быть, глупость и очень консервативные и угнетающие традиции. И в Праге мне просто показали, что да, так и есть, «всё в порядке, то, о чём ты думала, — мы практикуем, вот так мы живём, и нам так хорошо живётся, и у нас нет никакого развала, никакой разрухи, никакого гниения». Я жила там в обычном нормальном смешанном общежитии, где у нас были двухместные комнаты, где девочки и мальчики жили на одном этаже. И ничего плохого не происходило, потому что все мы — личности, которые могут думать своими мозгами и жить свою жизнь.

Про социальное неодобрение

Героиня рассказывает о том, какие различия она видела на протяжении своего пути во всех странах, в которых ей довелось жить и обучаться. В первую очередь, Ирина приводит в пример самый простой повседневный вопрос: как одеваться и что надевать.

— Когда ты живёшь в маленьком сообществе, как в Гагаузии, все друг друга знают, и неизбежно есть социальное одобрение или осуждение того, как ты будешь выглядеть. И поэтому нужно всегда это учитывать, и нужно понимать, что если ты надеваешь что-то, что недопустимо, или что хоть как-то отличается от нормы социальной установленной, то ты уже как бы выражаешь свое какое-то несогласие с этой нормой. И тебе может помешать одеваться, как тебе нравится, в первую очередь, это социальное неодобрение. Люди сформируют о тебе какое-то впечатление, будут говорить об этом со своими знакомыми: «А ты знаешь, в чём Ира вышла сегодня?»

А в Турции, вроде бы, тебя никто не знает, и ты можешь делать всё, что хочешь — но на самом деле нет, потому что есть всё-таки какие-то установленные правила. Например, в Стамбуле, когда мы с мамой вдвоём выходили в город гулять, никогда не было такого, чтобы я надела что-то, кроме брюк, не было такого, чтобы я была, например, в платье или в шортах. Это большой мегаполис, там можно ходить, по сути, в чём угодно, но опять же есть там религиозная прослойка, есть и риски. Всё равно ты смотришь, как люди одеваются вокруг, и ты стараешься себя к этому как-то подогнать, соответствовать.

И потом, когда я приехала впервые в Прагу, меня очень удивляло, как люди выглядят на улице, потому что они действительно одеваются как хотят, и я всегда восхищалась тем, что девушки не боятся надеть что-то короткое или яркое, броское. Там я таких людей видела намного больше, чем в Анкаре, и для меня это было такое освобождающее чувство: ух ты, так много людей не боятся так делать, значит, это можно, значит, это принимается обществом. Человек может выйти в рабочей одежде или собрать волосы как попало, и его за это не осудят.

Про гостеприимство

Ещё один пример различий, который приводит Ирина — разное отношение к гостям.

— У нас в Гагаузии такой менталитет, что если к тебе пришел гость — он центр этой вселенной, нужно достать для него всё, что есть доме, нужно до того, как он придёт, прибраться. То есть такое очень трепетное отношение. И в Турции тоже это есть. Может показаться, что я только плохое говорю о Турции, но на самом деле в Турции есть много всего хорошего. И турецкое гостеприимство и радушие ощущается ещё сильнее, чем в Гагаузии. Вот ты пришёл там купить что-то в магазине, тебя могут угостить чаем, и это отношение очень приятно испытывать.

Мой отец — дальнобойщик, у него тоже была возможность поработать и тут, и там, и он говорил о том, что, когда он в Турции приезжал на склад, всегда ему предлагали обед, некоторые люди вообще тем, что они в контейнере принесли себе покушать, делились. А когда он начал работать в европейских странах, наоборот, для него было странно, что может человек сесть к тебе в машину, открыть свою еду, начать ее есть и даже не предложить тебе. Для них это норма, и нет такого, чтобы ты приехал куда-то загружаться, и тебе сказали «давай мы тебя накормим». И когда мы в европейских странах договариваемся провести время вместе в гостях, всегда озвучивается, что каждый приносит свою еду и напитки, и не будет такого, что сверх того для тебя кто-то что-то приготовил. Вот такая разница в культурах и менталитете.

Наверное, мне ближе что-то, что посередине. Конечно, это очень изматывает, если ты стараешься для гостей сделать всё: «ой, да вы если у меня останетесь, спите в моей спальне, я там на диване посплю». Это, наверное, чересчур, но всё-таки что-то приготовить или поставить чайник и поделиться едой — мне это ближе. Вот мои друзья нидерландцы и сами с себя смеются, что, если у них в стране ребенок приходит к другу в гости поиграть, ему вполне могут сказать «а теперь иди домой, мы будем обедать».

Про разницу между Центральной и Западной Европой

— Мы, студенты нашей программы, часто шутим, что Чехия и Польша — это страны Центральной Европы, и шутка заключается в том, что никто не знает, что такое Центральная Европа. В целом, Европа — это очень растяжимое, субъективное понятие. Но когда мы говорим о Западной Европе, мы обычно представляем себе Великобританию, Нидерланды, когда говорим о Восточной — это Балканы, может быть, Украина с Молдовой. И многие сюда же включают Чехию и Польшу, но Чехия и Польша не очень-то довольны этим, потому что они стремятся быть ближе к западу — и поэтому есть вот это вот понятие Центральной Европы, оно есть и в академии, оно есть и в медиа, и везде используется. Когда я поехала в Нидерланды и прожила там целый год, это, получается, была моя первая западно-европейская страна. И если между Чехией и Польшей различия практически не ощущаются, то в Нидерландах они есть.

В Чехии или в Польше я чувствую вот это влияние, которое сохранилось после периода коммунизма в этих странах: в архитектуре, культуре, отношении людей. Вот, например, моим западноевропейским друзьям всегда кажется, что чехи — очень холодные и неприветливые, они не улыбаются, они такие угрюмые. Но лично я больше понимаю Центральную Европу, скажем так, потому что я вижу больше похожестей, больше каких-то общих черт с Молдовой. И когда я поехала в Нидерланды, я увидела, что там жизнь совсем другая во всём: и архитектура абсолютно другая, и как люди себя ведут, как они общаются. Ощущался и разный уровень комфорта.

Нидерланды — очень развитая страна, поэтому ты чувствуешь благосостояние людей. Лейден, где я жила, — это очень маленький городок, и в основном там двухэтажные дома с маленькими двориками. И там живут люди не какого-то наивысшего класса, это просто обычные люди, которые работают на каких-то обычных работах — в том числе в супермаркете, а не только какие-то чиновники или инженеры. Ты ходишь по городу и видишь процветание, которого ты не видишь у нас в Молдове и которое меньше заметно в Чехии или в Польше. Потому что в Праге, допустим, есть такие районы, в которых очень красиво и чувствуется, что там живут хорошо, а есть районы с условными панельками, которые выглядят не очень хорошо, и, скорее всего, люди там живут тоже не так хорошо, как хотелось бы.

Кроме того, Ирина обращает внимание, что если в Чехии студенты свободно могут поесть в кафе или выпить пива в баре, то в Нидерландах они стараются готовить дома и брать еду с собой, потому что тамошние кафешки — дорогое удовольствие.

Размышляя о том, где ей понравилось больше, Ирина затрудняется с ответом.

— У меня есть внутри конфликт, потому что я бы хотела жить там, где у меня будет шанс на самое высокое благосостояние, но не как, условно говоря, в США, где ты можешь быть очень богатым или очень бедным, а в таких условиях, где все примерно на одинаковой позиции, где высокий уровень социальной защищённости. То есть речь о [скандинавских странах]. Но почему конфликт? Потому что, допустим, в Нидерландах ужасная погода, там постоянно идёт дождь, и у меня была такая депрессия из-за этого. Оказывается, осенне-зимняя депрессия — это реальность. Я думала, что это просто такие приколы, но оказывается, ты реально можешь впасть в депрессию просто потому, что целыми днями идёт дождь.

Про разницу в образовании

Что касается различий в образовательном процессе между Турцией и странами ЕС — они стали для Ирины серьезным испытанием.

— Расскажу о своей специальности и в целом о социальных дисциплинах. В Турции были лекции, ты приходил на пару, и твоя основная задача была очень внимательно слушать, записывать, запоминать. И затем — экзамены, обычно они в середине семестра и в конце. А на магистратуре и в Чехии, и в Польше, и в Нидерландах система такая, что меньше лекций и больше самостоятельной работы, больше креативной работы приходится на студента. Мне нужно было постоянно что-то писать, почти каждую неделю были презентации, работы в группах, какие-то проекты, которые нужно завершать и показывать — для меня это было очень тяжело. И все финальные работы — это всегда какие-то мини-исследования. То есть, если в Турции в основном от меня требовалось, чтобы я знала материалы и могла потом на экзамене их вспомнить и правильно изложить свои мысли, то здесь от меня требовалось на каждую неделю что-то готовить, и готовить что-то именно в креативном плане, то есть делать что-то своё, а не просто, скажем так, перерабатывать чужое.

Это, безусловно, хорошо, что тебе даётся такая свобода, такой кредит доверия, что ты, как студент, способен сам получить знания, сам их обработать и сформулировать своё собственное мнение. С другой стороны, я обожала в своем университете в Анкаре как раз-таки то чувство, когда к вам приходит профессор, и он как эксперт, как человек, который так много всего изучил и исследовал, делится чем-то, до чего ты сам никогда бы не додумался. И когда этот профессор начинает вести лекцию, ты просто слушаешь с открытым ртом, и тебе хочется всё записать, потому что всё кажется таким важным. Мне кажется, идеальное образование должно включать оба этих элемента. И чтобы была свобода, и чтобы было ощущение, как любят говорить в академии, что ты стоишь на плечах гигантов.

Что дальше?

В этом году Ирина закончила магистратуру, в данный момент проживает в Праге и находится в некоем подвешенном состоянии и неопределенности. Этот вопрос так сильно беспокоил, что Ирина решила пройти дополнительный курс во время магистратуры, который так и назывался — «Что дальше?».

— Там в основном было про планирование, про то, как вообще понимать и строить свою жизнь. И самый большой результат этого курса для меня в том, что я пришла к пониманию — нет какого-то единственно верного пути, по которому ты должен идти. Мы строили сценарии наших жизней на ближайшие пять лет, и один из этих сценариев для меня — как раз вернуться в Молдову и постараться попасть в дипломатическую сферу. Например, в Министерство иностранных дел и представлять молдавское государство в посольствах где-нибудь. Или делать что-то, связанное со взаимоотношениями Европейского союза и Молдовы — это актуально особенно сейчас, так как мы очень активно работаем в сторону евроинтеграции. Это, наверное, была бы очень плодотворная почва для меня, чтобы тоже вложить свою какую-то лепту в этой сфере. Но это лишь один из сценариев. Другой сценарий — найти какую-то НПО в Праге и приносить какую-то пользу обществу. А третий — продолжить исследовательскую деятельность и стать академиком. Я для себя решила просто жить и смотреть, какие мне возможности будут приходить.

Размышляя о возможности жить в Молдове, Ирина допускает такой вариант, но признается, что будет непросто отказаться от того, к чему она уже привыкла в развитых странах.

— Я понимаю, что, если я решу вернуться в Молдову, мне нужно будет чем-то пожертвовать, в большей степени — своим комфортом. Потому что вот я приехала две недели назад, меня не было в Молдове два года, я очень сильно соскучилась. И когда я приехала, сразу же вспомнила всё, что успела забыть — даже просто добраться из Кишинёва в Чишмикиой было [настоящим испытанием], на который ты тратишь весь день в напряжении и неудобстве. И если я захочу вернуться в Молдову, то я должна понимать, что мне с такого плана вещами надо будет сталкиваться каждый день.

И да, может быть, я буду делать что-то стоящее, в том плане, что я буду чувствовать, что я действительно делаю что-то важное, но я буду понимать, что я могла бы жить в условной Норвегии, где я, может быть, работала бы не на такой важной работе, но получала бы более комфортную зарплату и была бы всячески [социально] защищена. Да, люди, которые здесь есть, должны вкладываться в общество, чтобы жить лучше, они не могут все просто уехать куда-то, где лучше, то есть нужно самому создавать лучшие условия. Но при этом ты понимаешь, как много ментальных и физических усилий нужно будет совершить, чтобы [выбрать этот путь], отдать этот условный долг.

Подытоживая, Ирина Перчемли говорит, что ещё не знает, готова ли пойти на этот компромисс.

— Но мне приятно говорить людям, что я из Молдовы, рассказывать о ней, и я действительно хочу ощущать связь со своей страной, с местом моего рождения и местом, где я выросла. И я очень надеюсь, что [ситуация в стране изменится к лучшему], и однажды нам не придётся делать этот компромисс: хочу ли я жить комфортно и уехать, или же я хочу остаться, делать что-то полезное у себя дома, но мириться с трудностями.