«Мы реально деградируем» – выходец из Гагаузии о проблемах сохранения языка и идентичности

Кириллу Железову 32 года, в старших классах он самостоятельно выучил гагаузский язык и создал платформу, которая существует и сегодня – как русско-гагаузский онлайн-переводчик. О наплевательском отношении гагаузов к родному языку, сложностях в его сохранении и о том, насколько тяжело найти поддержку на подобные проекты – читайте в нашей истории.

«Я занимаюсь всем, что может принести какую-то копейку»

Кирилл Железов родился в Одессе, а вырос в Чадыр-Лунге. Получив высшее образование в Ростове-на-Дону, он поселился в Кишиневе, где и живет по сей день. Кирилл зарабатывает разного рода предпринимательскими проектами.

– Я занимаюсь всем и сразу, скажем так. И переводами, и мебелью, и немножко недвижимостью. Всем, что может принести какую-то копейку.

Несмотря на детство, проведенное в Гагаузии, в раннем возрасте Кирилл не знал гагаузского. В школе ему обучали с первого класса, но, по словам Кирилла, к девятому классу он осознал, что совершенно не знает языка.

«Зачем вам этот гагаузский – всё равно все уедете отсюда»

По мнению Кирилла Железова, в школьном учебнике была очень нудная подача материала, но основная проблема была даже не в нем, а в подходе учителей. К этому предмету зачастую относятся слишком несерьезно даже они, вплоть до того, что могут вслух сказать что-нибудь в духе: «не заморачивайтесь, зачем вам этот гагаузский – всё равно все уедете отсюда».  По крайней мере, в своем лицее подобные разговоры Кирилл слышал повсеместно, и они берут начало из отношения к языку в обществе в целом.

– Я гагаузским языком заинтересовался потому, что у меня возник жесткий диссонанс. Я являюсь гагаузом и не знаю языка. Появилась какая-то искорка, которая разожгла мотивацию – в первую очередь, выучить язык самому. В школе я сталкивался с тем, что не понимал даже элементарные тексты. Ну и вот я начал собирать незнакомые мне слова с их переводом просто в файлик Excel. И потом этот файлик такой достаточно приличный собрался, и я думаю: а чего бы это не автоматизировать?

Эта идея появилась, когда Кирилл был близок к окончанию школы. На тот момент он уже поднаторел в гагаузском, и ему захотелось помочь с изучением языка другим. Кирилл попросил друга-программиста написать код, и так появился простенький сайт в виде онлайн-словаря gagauz.online. Это был 2009 год.

«Даже самая первая версия сайта была уникальной»

Предприниматель отмечает, что даже самая первая версия этого сайта была уникальной, несмотря на техническую простоту – просто-напросто потому, что на тот момент, по его наблюдениям, в интернете не было подобных гагаузских словарей.

В дальнейшем Кирилл продолжил развивать сайт и добавлять новые функции для более глубокого и сложного перевода. Например, он сам разработал алгоритм, по которому можно переводить слова с русского и гагаузского в различных склонениях: «на столе», «у стены» и т.д.

За 15 лет своего существования сайт пережил два крупных обновления.

– Первое крупное обновление было тогда, когда я научил его распознавать числа – это был 2012 или 2013 год. А второе случилось, уже когда Екатерина Жекова, Михаил Железогло и Елена Карамит поддержали мой проект (кажется, это был 2019 год, перед пандемией). И вот это было самое крупное обновление, когда я его научил распознавать очень большой спектр [всякого разного]. Сегодня сайт переводит не просто соответствия слово в слово, а подбирает чуть-чуть контекст и подбирает правильные род, число и склонения.

Запланированных функций много

Помимо этого, онлайн-платформа превратилась в мини-соцсеть, как описывает ее автор.

– Ты регистрируешься там, у тебя есть профиль, где ты будешь переписываться с другими. Ты можешь обсуждать переводы слов и так далее. Там очень много функций, которые остались в зародыше – просто мне не хватает финансирования их доделать, вот и все. Ну, например, вот комментирование слов. Допустим, ты написал «стол», и выдало тебе «masa». И ты можешь прокомментировать это: «А у нас в селе говорят «sofra»». И это будет комментарий под конкретным переводом, его увидят все.  

Как рассказывает Кирилл, запланированных функций, которые пока не удалось реализовать, много. Из самого интересного он называет перевод не только на русский, но и на английский – через интеграцию «гугл-переводчика».

– А с английского мы потом можем переводить, на какие хочешь языки, хоть на албанский. Такая функция уже есть, я её могу использовать, просто она не публичная.

«Если б я попросил грант на сельское хозяйство, у меня бы поля забрали?»

За помощью к гагаузским депутатам в лице Екатерины Жековой и ее коллег Кирилл обратился не сразу, так как на тот момент не знал, что они готовы поддержать такие инициативы. В какой-то момент предприниматель уперся в то, что на должную техническую поддержку сайта, не говоря уже о его развитии, нужны деньги. По подсчетам, на пятилетнюю поддержку требовалось около 200 тыс. леев.

По совету знакомых он обратился в комратский Научный центр им. Маруневич, где рассказал о своем проекте и попросил его поддержать. По словам Кирилла, там его с этой инициативой приняли очень тепло и сказали, что нужно провести конкурс, на который Кириллу нужно подать заявку – процедура это, мол, формальная, потому что «вряд ли кто-то еще будет в таком участвовать».

– «Какой молодец, устраиваем конкурс, всё, через месяц приходи – будешь победителем». Я и прихожу, они мне дают условия только через месяц этого конкурса: на, мол, подавайся, подписывай. Я читаю условия, а в них сказано, что все права на переводчик передаются этому Научному центру.

Я выкатил глаза: это что такое, вы с ума сошли? Почему я должен передавать интеллектуальные права? Вы хотите сказать, что за эти 180 тыс. леев вы хотите купить весь алгоритм? Тогда это сделка купли-продажи, это не помощь. А если б я попросил какой-то грант на сельское хозяйство, у меня бы поля забрали или что?

Кирилл не воспользовался таким предложением и просто ушел.

Помогли донаты, а затем – депутаты НСГ

После этого негативного опыта он на какое-то время зарекся обращаться в какие бы то ни было бюджетные структуры за помощью и попробовал справляться своими силами. Очень помогали донаты, и это мотивировало продолжать. А затем Кирилл узнал про работу Екатериной Жековой и ее коллег-депутатов, которую те вели для сохранения гагаузского языка – так ему удалось получить финансирование на четыре года.

– Эта поддержка уже все, закончилась, поэтому я снова зашевелился. Вижу, то тут, то там у сайта начинает что-то «отваливаться», а лишних денег и времени, чтобы оставить свою работу и полностью этим заняться, у меня нет. Поэтому я сейчас начал думать о том, чтобы собрать какую-то сумму (желательно через один грант) – и модернизировать сайт, чтоб там все отлично работало. Там прикольную, на самом деле, можно сделать платформу.

«Он был бы сложный, если бы его изучали в Рязани»

Недавно первый заместитель башкана Илья Узун пожаловался, что в гагаузском языке много ненужных падежей и предложил их убрать, чтобы язык легче было учить.

Как человек, который выучил язык самостоятельно, Кирилл Железов не считает гагаузский язык сложным – в крайнем случае, «чуть сложнее английского». В особенности, как утверждает Кирилл, его не могут считать сложным гагаузы, живя в автономии и так или иначе слыша его вокруг себя.

– Он бы был сложный, если бы его изучали в Рязани, да, но здесь я не совсем понимаю, как можно назвать его сложным.

Гагаузский не обогащается неологизмами из собственных ресурсов

Кирилл также прокомментировал мнение о том, что гагаузский язык, в отличие от близкого ему турецкого, сохранился в более древнем виде и практически не изменяется.

– Это не совсем так, но и мифом это не назвать. Подчеркну, что я не лингвист, и это мнение абсолютного «аматора» (любителя – прим. nokta). Он не развивается в том плане, что он не на устах и он вне научной сферы уже более 50 лет.

То есть в этом плане да – он не обогащается неологизмами из самого себя. Если мы русский берем как аналогию, то вот русские придумали слово «вертолет» [из русских слов] вместо «геликоптер». Ну и в гагаузском происходит то же самое: мы неологизмы уже не выводим из своих ресурсов языковых, а берем просто слова соседних языков готовые – то есть, румынский, русский, болгарский.

А все потому, что гагаузский язык буквально выведен из той сферы, где он мог бы развиваться. Это научная сфера, это публицистика. Культура еще ладно, достают там из музеев какие-то песни-пляски на гагаузском языке – и ну вот, типа, круто. А реального обогащения языка из собственных ресурсов не получится, если он не на устах, если он не в работе.

Турки – да, они выводили очень много слов из собственных ресурсов тюркских, а мы в это время занимались заимствованиями. В остальном качественно гагаузский ничем не отличается от соседних языков, скажем так.

«У гагаузов есть некий комплекс неполноценности»

Размышляя о том, как хорошо сегодняшние гагаузы знают свой язык и как часто его используют, Кирилл с досадой заявляет, что «все плохо».

– Ситуация становится все хуже и хуже, с каждым днем даже – не то, что годом. Реально плачевная ситуация. Почему? Потому что цирк уехал, а клоуны остались – Советского союза уже нет, но все еще мыслят категориями Советского союза и «русского мира», [в том числе и в контексте языка]. И у гагаузов, как у любых маленьких народов, есть некий комплекс неполноценности, который они скрывают, пытаясь себя ассоциировать с более крупной общностью.

К сожалению, эта общность сегодня – Российская Федерация и русские. И это совсем не помогает гагаузскому языку и гагаузскому обществу развиваться, потому что мы ориентируемся на неродственные нам народы и неродственные нам языки. В этом плане, соответственно, мы ломаем собственную какую-то лингвистическую модель.

«Гагаузский стремится стать калькой русского языка»

То, какое влияние оказали на формирование современного гагаузского эти самые неродственные языки, можно наглядно увидеть в различиях между литературной и разговорной формами. Как утверждает Кирилл, литературная норма в большей степени стремится к устоявшимся тюркским языкам: турецкому или, например, азербайджанскому. А еще она, как рассказывает предприниматель, использует больше тюркизмов, арабизмов и фарсизмов – это не то чтобы сильно, но заметно.

– Там чаще предложение заканчивается на сказуемое. Это не обязательное требование, но так понятнее тюркоговорящим, и литературный гагаузский к этому стремится. Европейские народы говорят «я что-то делаю где», а тюркские народы говорят «я где, когда, почему что-то делаю».

Поэтому в разговорном гагаузском в следующей фразе порядок слов такой же, как в русском: «я иду домой» – «bän giderim evä». Тогда как устоявшемуся литературному ближе вариант со сказуемым в конце: «bän evä giderim».

По словам Кирилла, в этом плане на гагаузов повлияли еще болгары – задолго до русских. Однако сейчас сильнее всего влияет русский язык – и то, как именно это происходит, является одной из самых больших проблем, потому что разговорный гагаузский все больше «стремится стать калькой русского языка».

Как поясняет наш собеседник, очень часто можно услышать, как в гагаузскую речь вплетают русские слова настолько обильно, что доходит до абсурда. Чаще всего используют русские существительные и глаголы – к ним очень любят добавлять вспомогательные гагаузские глаголы, чтобы было вроде как «по-гагаузски»: «büük raznița var» («есть большая разница»), «otklüçat ettim» («я отключил»), «dodelat etmää» («доделать»).

«Башкан пусть выступает только на гагаузском»

Кирилл считает, что сохранение гагаузского языка сейчас находится под большой угрозой.

– Иногда просто руки отвисают от того, что нет понимания, как эту проблему решить. Я не знаю какой-то формулы, но знаю примерные пути, что можно сделать. Естественно, это внедрение гагаузского в образовательный процесс: в первую очередь, в детсады и в начальную школу. Те, кто ноет, что гагаузский дальше по жизни не нужен – пожалуйста, после 5 класса учитесь, на каком языке хотите. И даже до 5 класса не надо учиться только на гагаузском – [хотя бы] часть предметов.

Еще один принципиальный для Кирилла момент – чтобы гагаузский язык «плотно» использовался властями автономии.  

– Может, это не будет иметь образовательного эффекта, но это будет иметь эффект имиджевый, потому что гагаузский язык очень страдает от недостатка имиджа. Башкан [пусть выступает] только на гагаузском, никакого русского. [В редких случаях], когда надо, ну не знаю, русских поздравить с их праздником – говори по-русски. Болгаров – по-болгарски. Сделаем им приятное. Но все остальное должно быть на гагаузском.

Понятно, что это невозможно по щелчку сделать завтра, но это поэтапно должно имплементироваться. И это должно было имплементироваться еще лет десять назад. Что они там делают, я не понимаю.

«В Гагаузии мы живём жизнью и языком другой страны»

– Вот только сегодняшняя история, Екатерина Жекова рассказывает. Пришла в садик, 26 детей в группе. И только двое смогли ответить на гагаузском, как их зовут. Это сельский садик!

Я понимаю, что русский язык сильнее. Я понимаю, что русский язык богаче. Я не антирусский какой-то, я сам по-русски говорю лучше, чем по-гагаузски. Но это не значит, что [такая ситуация должна сохраняться], ведь очевидно, что мы от этого деградируем. Без четкого понимания нашей национальной идентичности и сохранения нашего языка мы реально деградируем. В Гагаузии мы живём жизнью другой страны, мы живём языком другой страны, культурой другой страны. О каком развитии может идти речь?

Читайте также:

• «Нужно больше отдавать и быть полезным обществу» – директор семейного кафе в Комрате о работе изнутри
• «Вдохновения я не жду никогда» – художница из Гагаузии о жизни и молодом искусстве в стране
• От сельских конкурсов к мировому золоту – как гиревик из Гагаузии стал двукратным чемпионом мира и Европы, тренируясь дома
• «Девочками из Комрата горжусь очень сильно» — как балерина из Кишинева стала тренером по эстетической гимнастике в Гагаузии

nokta