Главная — Лонгриды — «Дети не хотят уезжать, им здесь…

«Дети не хотят уезжать, им здесь нравится» — как украинская семья переехала в Гагаузию из-за войны

Саша Турифер 11:00, 15 марта 2025

Елена Дидула, украинская беженка, проживающая с семьей в Комрате. Фото nokta

Елена Дидула — молодая мама, жена моряка, которая после начала войны в Украине перевезла детей сначала из Одессы в Бухарест, а после, когда семья столкнулась с языковыми трудностями, — в Комрат. Вслепую, наугад, абсолютно ничего не зная об автономии и не имея здесь связей. О том, как проходила адаптация и почему им полюбилась Гагаузия — читайте в этой истории.

«Мы проснулись от того, что дрожали стены»

Елена Дидула — бухгалтер и экономист по образованию, у нее двое сыновей (одному 14, второму — 8), а муж работает моряком. Елена родилась и выросла в Одессе в русскоязычной семье. Там же она вместе с детьми встретила 24 февраля 2022 года, пока муж был в рейсе.

— Что больше всего запомнилось — это то, что утром где-то что-то взорвалось, где-то прилетело конкретно, потому что мы проснулись от того, что у нас дрожали стены, — рассказывает Елена, — Оно дальше от нас, мы живём в другой стороне, но слышно было хорошо. В течение дня, по-моему, было ещё несколько взрывов. Мы пошли с малыми в магазины, у всех паника была, все выносили просто всё. На следующий день уже что-то найти в магазинах было проблематично. Один-два дня — и всё, [полки пустые].

Муж был в рейсе. Получилось так, что он должен был прилететь, если я не ошибаюсь, 22-го, но буквально 21-го ему сказали, что у него задерживают рейс на пару дней. И он не успел прилететь. Ну, честно говоря, ему очень даже повезло, потому что потом оттуда уехать было очень тяжело уже.

Было действительно страшно. Мы находились в основном дома и особо никуда не выходили, из-за этих прилетов на улицу выходить не особо хотелось. Тревоги эти… Хуже всего было детям, они боялись. Они привыкли жить в тишине, в спокойствии, и не могли понять, что в наше время вообще такое может быть. Честно говоря, у меня тоже в голове не укладывалось. И я никак не рассчитывала, что оно затянется на столько времени. Я тоже думала, что пару дней что-то там будет, и все.

Да и сейчас [всё ещё трудно поверить]. Мы вот с малым были в феврале там в последний раз, ездили на несколько дней, нам справку нужно было взять. Начинается тревога, всех выгоняют на улицу. И ты стоишь. А сирены настолько громко и противно орут. Вот ты стоишь, и оно орёт, и жутковато. Потом мы гуляли и в порт прилетело — тоже хорошо почувствовалось. А нам с непривычки особенно. Местные там уже, по-моему, вообще не реагируют. То есть начинается тревога, что-то прилетело, земля задрожала, но кто куда шел, так и идут.

Вообще город поменялся, всё поменялось. Раньше город был живой, такой какой-то яркий, а сейчас мрачный. И визуально он стал другой, и атмосфера поменялась, и люди. Многие перешли на украинский язык, хотя для Одессы это совсем не свойственно.

«Дети не могли понять, куда и зачем мы едем»

Как рассказывает Елена, после начала войны с мужем они увиделись только 8 марта — в Бухаресте, куда она самостоятельно повезла детей на машине. У нее были водительские права, но практически не было опыта вождения, а ещё она до этого ни разу не была за границей, поэтому эта длительная поездка оказалась очень нервной и изматывающей.

— Дети не могли понять, что происходит, куда мы едем, зачем мы едем: вечером я их уложила спать, а утром поднимаю и говорю, что мы уезжаем. Мы выехали в 8 утра и приехали в Рени на следующий день в 4 часа вечера, хотя езды там часов пять. Были жуткие пробки. Возможно, все начали уезжать, потому что таких пробок я не видела ещё никогда. Потом из Рени мы приехали в Галац. Ночевали в школе, в спортзале. До Бухареста я не вытягивала доехать физически, и мы остановились в этом центре для беженцев, который оборудовали волонтеры.

Тоже не самый, наверное, приятный опыт, потому что людей было очень много, а люди тоже все разные. Ты боишься спать, потому что документы — мало ли.

В Бухаресте Елена с семьей прожили полтора года в статусе беженцев.

— Там было интересно: много парков, магазинов, но очень сложно было из-за незнания языка. Я вот, допустим, ходила год на курсы, понимать я его начала, а разговаривать не научилась. Из-за этого сложностей было очень много. А переводчик не особо хорошо работает, иногда такое переводит, что лучше не переводить.

У меня ребенок ходил в центр детский, я там же волонтёром работала. Это была Ассоциация независимых акушерок, и у них были развивающие занятия для детей. Детей там кормили, с ними занимались, играли.

И всё же языковой барьер, как рассказывает Елена, мешал социализироваться не только ей, но и, самое главное, детям. Это стало основным поводом переехать в русскоязычный регион. Так, летом 2023 г. семья перебралась в Гагаузию, хотя раньше о ней не слышали и в Молдове никогда не бывали.

— Это была идея мужа. Я не знаю, как он ее нашел, честно. Он выбрал Гагаузию, потому что недалеко от Украины и здесь [понятный нам] язык. А нам нужно было Димку отдавать в первый класс, надо было что-то придумывать. В румынскую школу мы его отдавать не хотели, не представляли, как он там будет учиться, не зная языка, онлайн мы тоже не хотели, потому что первый класс в онлайн-режиме — это не самый лучший вариант. И вот мы приехали в Комрат и отдали его в местную Пятую школу.

*Младший сын Дима идёт в первый класс в гагаузскую школу. Здесь и далее — фото из архивов Елены.*

Про переезд в Комрат

— Мы просто приехали наугад с частью вещей, у нас не было ни квартиры здесь, ничего. Мы даже не понимали особо, куда едем, [только по каким-то фотографиям в интернете]. Сразу начали искать квартиру с риелтором, нам показали пару вариантов, а выбора особо не было. И выбрали уже просто чтоб поближе к школе что-то было. Если честно, после Бухареста я была в шоке, — улыбается Елена, — Я зашла в один магазин — карточку не принимают, зашла в другой магазин — карточку не принимают. Мужу поначалу говорила: «Куда ты нас привез?..» А потом мы оформили малого в школу и освоились здесь очень быстро. И сейчас уже даже задумываемся вообще, стоит ли возвращаться домой. Дети не хотят уезжать абсолютно, им здесь нравится.

В принципе, здесь есть всё, что нужно. Единственное — это то, что в следующем году старший девятый класс заканчивает, и надо будет придумать что-то с поступлением.

Как рассказывает Елена, старший сын Максим, в отличие от своего брата, не стал поступать в местную школу и обучается онлайн — благодаря цифровому центру EDUTechLab. Такие центры открыты по всей стране для детей украинских беженцев организацией People in Need (далее в тексте — PIN) при спонсорской поддержке Детского фонда ООН (UNICEF). На юге Молдовы работает 18 центров, три из них открыты в Гагаузии: в Комрате, Чадыр-Лунге и Вулканештах. Центры представляют собой современные образовательные площадки, помогая украинским детям заниматься онлайн и предлагая внеклассные активности, а также по желанию — дополнительные занятия по различным предметам в аудитории.

*Старший сын Максим на выездных соревнованиях по тяжелой атлетике, скриншот из видео*

Про адаптацию детей

— Дети довольны. Димка первый год тоже ходил в PIN, когда он учился в первую смену. После уроков он сразу чесал туда, и они там поделки всякие делали, мультики смотрели, играли в игры. А сейчас у него вторая смена, к тому же центр переехал на ул. Островского, поэтому [теперь он не успевает]. Мы в очень хороших отношениях со всеми преподавателями, общаемся с ними не только в центре, но и просто так часто созваниваемся. И центры действительно хорошо придумали. Даже вот для старшего, который онлайн учится и ходит здесь на секции, ему всё равно не хватает этого общения. А там есть и дети, и воспитатели, и ему туда нравится ходить. Дома ведь скучно, тем более возраст такой.

Словом, дети довольно быстро адаптировались в Комрате. Нашли друзей, записались на кружки. Младший сын ходит на футбол, а старший берет уроки рисования у популярного в Гагаузии рэпера Виталия Манжула. Елена смеется, что младший, Дима, очень любит бывать на концертах музыканта, а Максим не поклонник его песен, но ему нравится, как тот рисует.

Кроме того, Максим второй год занимается тяжелой атлетикой и уже успел побывать на выездных соревнованиях.

— Пока еще не дошел он немножко до [необходимых] весов, но тренер говорит, что он хочет на следующий год его пробовать снова [отправлять на соревнования]. Мы получили вот эту временную защиту, получается, и эта молдавская карточка — ну, грубо говоря, подобие паспорта местного. Оказывается, с ней вполне можно и нашим детям представлять Комрат, как и остальным.

Поделилась Елена и мнением о том, чего ей в Комрате не хватает.

— С работой здесь не настолько хорошо, как хотелось бы. Заканчивала курсы, пробовала здесь ногтями заниматься, но это не для Комрата, людей очень мало. И они ходят уже к определенным мастерам, менять их не будут.

А для жизни здесь не хватает спортивных магазинов, какого-то большого детского центра. Мы в Одессе привыкли, что там везде эти торговые центры, детские площадки. Здесь немножко этого не хватает.

«Я уже и забыла, что такое магазины»

А вот вино и местные праздники Елена оценила положительно — больше всего им понравился прошлогодний Хедерлез, который проходил в Чадыр-Лунге в начале мая.

— Там было очень классно. Мы туда поехали утром, а вернулись поздно вечером, целый день там были. И скачки смотрели — дети такого раньше не видели. Были какие-то местные игры, которых мы не знаем, мы за этим наблюдали, ничего не поняли, но вообще было интересно.

Говоря об особенностях культуры и быта, которые для украинской семьи показались в диковинку, Елена вспоминает поход в гости к родственникам знакомой — в дом, где сохранились гагаузские традиции и убранство.

— Там всё было такое необычное, и тарелки у них необычные, всё красивое, а по верху стоят какие-то кувшины интересной формы, и много других штуковин всяких непривычных. И ремонт в доме тоже выделяется.

А ещё малые в этом году ходили на Рождество колядовать. Старший с местными мальчиками делали какую-то козу с какими-то шкурами, с бубнами, мы смеялись с них долго. А мой еще у соседа взял жилетку вышитую. Хотя до этого дети у меня не знали, что это такое, у нас в Одессе [не принято ходить колядовать]. А здесь, Макс рассказывал, открываются ворота и закрываются аж поздно-поздно ночью. То есть пока ворота открыты — можно заходить. Я ему тогда в два часа ночи звоню, говорю: «Где ты шаришься? Ночь уже!» А он говорит, что еще очень много ворот открытых с включенным светом, а я не понимала, [как это так]. Я так поняла, они весь частный сектор обошли, и им понравилось.

Что касается местных блюд, больше всего Елена оценила гёзлемя (гагаузские жареные лепешки с брынзой), а вот мамалыгу она готовила и раньше — её очень любят дети. Баранину же, которая является почетным гостем в блюдах гагаузской кухни, Елена не оценила — они даже посещали фестиваль, на котором каждый населенный пункт представлял свою традиционную еду и где было очень много баранины, но ни в каком виде это мясо ей так и не полюбилось.

— Я вот когда приезжаю в Одессу, мне там непривычно. Да, там больше инфраструктуры, больше всего. Но здесь уже как-то привычнее, что ли. Или спокойнее, или я просто от большого города отвыкла. Здесь мы вообще перешли на домашние продукты, домашних кур, яйца, брынзу. Я уже и забыла, что такое магазины. Магазинного в Одессе очень много, а вот найти хорошее домашнее почти нереально.

Вообще Елена любит готовить, и у нее это получается хорошо — особенно выпечка. Она признается, что даже задумывалась: неправильную профессию выбрала, не туда надо было идти учиться.

*С супругом на гагаузском празднике Хедерлез*

«С планами сейчас сложно»

Несмотря на то, что государственные сервисы в Гагаузии напоминают Елене украинские, было несколько моментов, которые её приятно удивили.

— Когда у меня ребенок болел, мне в поликлинике дали лекарство бесплатно. Педиатр выписал по результатам рентгена рецепт, он пневмонией болел, и мне антибиотики дали бесплатно в аптеке. Я такого не ожидала. Ещё стоматология здесь неплохая. Мне нужно было делать импланты, я узнавала в Одессе по стоимости, потом пошла к [местному стоматологу], и здесь выходит прилично дешевле. Я не думала, что так будет. Ну и уровень у него классный.

Кроме того, Елену удивило, что в школе практически отсутствуют денежные сборы.

— Мы привыкли к тому, что ты несёшь в эту школу постоянно какие-то деньги. Поэтому для меня «бесплатная» школа — это что-то из области фантастики, здесь не платят за фонды. Мы сдаем за весь год один раз 200 леев, и то эти деньги остаются в классе. Вот классный руководитель в этом году жалюзи купила, там ещё что-то в класс нужно было. Тяжелая атлетика у сына тоже бесплатная, у них даже баня по четвергам. Малый даже когда на соревнования ездил, там ещё и суточные платят. Я к такому, конечно, не привыкла.

Мы попросили поделиться планами — собирается ли семья оставаться или куда-то переезжать.

— С планами сейчас сложно. Мы бы, может, и хотели остаться тут, но хотелось бы своё жилье, а с этим пока сложно. И ещё сложно с легализацией. То есть у нас пока есть временная защита, но как только закончится война, защиту закроют. А получить, допустим, вид на жительство (ВНЖ) здесь — это целая проблема. То есть, если 5 лет прожить в Молдове, то можно подаваться уже на ВНЖ, а у нас уже два года есть, нам ещё три нужно — но неизвестно, как оно дальше будет [и будет ли ещё эти годы действовать защита]. Почему-то даже в Румынии проще было остаться в этом плане, там можно было бы, например, купить квартиру и получить гражданство. А здесь нельзя. Тут нам даже карточку в банке открыть — тоже целая проблема. Мы нашли только единственный банк, который открывает — в Кишиневе. Другие не хотели открывать.

«Таких, как мы, я здесь ещё не видела»

А как быть с будущим детей? Так или иначе, если оставаться в Молдове, чтобы интегрироваться в общество и иметь возможность получить хорошее высшее образование, дети должны будут знать румынский. Елена говорит, что для старшего сына они рассматривали турецкий колледж, который должен открыться в Комрате и в котором тот смог бы обучаться на английском, а младший, будучи ещё в младших классах, наравне со всеми учит и румынский, и гагаузский.

— Он у нас отличник. Как он гагаузский сдает, я не понимаю. Румынский хоть как-то я могу ему помочь, что-то перевести, а тут [он всё сам].

На вопрос, сформировалось ли у них здесь какое-то сообщество украинских беженцев и поддерживает ли Елена с ними диалог, девушка признается, что теснее общается с местными — в основном, со школьными родителями. Однако и с родителями из PIN`а тоже держит связь.

— Общаемся периодически, выходим на площадки с детьми. Как я заметила, у этих украинцев здесь либо какие-то родственники, [к которым приехали], либо муж или жена, допустим, с молдавским гражданством. С нас все смеются до сих пор, когда узнают, что мы сюда вообще приехали наугад, никого и ничего здесь не зная. Все говорят, что мы не очень нормальные люди. Таких, как мы, [без местных связей], я еще никого здесь не видела.