«Убегать бесконечно от этой проблемы не получится» — Валериу Паша о приднестровском конфликте и реинтеграции

Глава сообщества WatchDog Валериу Паша дал большое интервью nokta, в котором рассказал о детских воспоминаниях столкновений в Бендерах, рассуждал о том, в чем состоит стратегия Кремля относительно Молдовы; о различных сценариях реинтеграции Приднестровья и о том, почему приднестровцам интегрироваться во многих планах было бы проще, чем гагаузам. Читайте текстовую выборку из этого выпуска.
«Первый запомнившийся день ребенка — начало войны»
Глава сообщества WatchDog Валериу Паша вспоминает о начале приднестровского конфликта и о детстве, проведенном в Бендерах.
— Я помню печальную дату, когда начались активные бои в Бендерах. Мне было 6 лет, жил там с мамой. К сожалению, не очень приятно, когда первый такой памятный, самый запомнившийся день в жизни ребенка — это, по сути, начало войны. Я это видел своими глазами, странным образом понимал. Ну, не понимал там каких-то вещей, кто там с кем и как, но то, что это война, что стреляют, что это опасно, — [понимал].
Помню, как уже после окончания военных действий проезжал на поезде мимо того здания, в котором мы укрывались перед эвакуацией, и от него мало что осталось. Эвакуировались на поезде, который, было совершенно неизвестно, придет — не придет. <…> Помню, как мы проезжали пойму днестровскую, откуда видно направление Каушан, и было видно взрывы, артиллерийский огонь. Я это запомнил очень сильно. Соответственно, для меня это не просто какие-то вещи, на которые можно смотреть исключительно объективно.
Более того, и в историческом плане мы должны понимать, что несмотря на сохранение очень плотных связей межчеловеческих, экономических, — люди ездили туда-обратно в 90-е, 2000-е, молодежь из Приднестровского региона приезжала учиться в Кишинев и многие там оставались, то есть были связи между семьями и т.д., — по сути, этот регион под конституционной юрисдикцией [независимой] Молдовы никогда не функционировал. <…> Это классический конфликт на постсоветском пространстве искусственный, который создавали специфические структуры, вооружали и так далее. Вот вся эта риторика, что якобы кого-то там притесняют и так далее, не дают каких-то прав — это абсолютный бред, но он не исчез. То есть это такой же конфликт, как и на Южном Кавказе, как были попытки и в Центральной Азии, — по тем же лекалам.
«Приднестровье — это попытка номер два»
<…> Когда утверждается, что какие-то «волонтеры» просто зашли и захватили склады с оружием, не может быть, чтобы и оружия, и боеприпасов было достаточно. То есть склад с оружием — это специфический объект. Там может быть много оружия, но не обязательно будет много боеприпасов. По сути, Российская Федерация вооружила этих людей [в начале 90-х] и послала стрелять. Более того, на то время еще остатки КГБ в процессе реорганизации послало своих людей, потому что особенно в начале, собственно, местных жителей Приднестровья, которые взяли оружие в руки, было очень мало.
То есть люди приехали из России. Кстати, и это опять же исторический факт, немало понаехало и из Украины желающих пострелять, которыми тоже очень успешно манипулировали. Это, кстати, к вопросу о том, насколько советская еще КГБ присутствовала в националистических движениях в разных республиках. Для того, чтобы создать такое пугало из националистических движений, нужны были люди, которые будут нести ахинею и будут очень агрессивными. И вот такие люди, как Юрий Рошка, были очень важны для провоцирования конфликта. Старожилы могут рассказать и про роль Юрия Рошки, например, в так называемом походе на Гагаузию двумя годами ранее, когда он просто собирал людей с пустыми руками в автобус и посылал туда.
Слава богу, смогли остановить, иначе бы это превратилось в бойню. Потому что, может, многие не помнят, но Приднестровье — это была попытка номер два. Пытались это сделать ещё в советское время, в 90-й год, осенью, в Гагаузии. В том числе люди с оружием и так далее. Просто военного присутствия было слишком мало. А в Приднестровье как раз самое оно. <…> В Приднестровье было много оружия на месте, а в Гагаузии вооружить быстро было намного сложнее.
«Россия поддерживала весь этот конфликт искусственно»
— Зачем Россия создает проблемы и становится так называемым «гарантом безопасности»? Это инструмент, такой, грубо говоря, якорь, то есть «никуда вы не уедете». Это как ружье, которое висит на стене и в определенный момент может выстрелить. Соответственно, Россия поддерживала весь этот конфликт искусственно, удерживала десятки лет, до определенного момента, когда она посчитает, что есть риск того, что Молдова полностью может невозвратно уйти из-под ее зоны влияния.
<…> Сейчас же мое восприятие стратегии России примерно такое. Дотянуть до парламентских выборов, не дать действующей власти сконцентрироваться на парламентских выборах, занять её. Потому что в том числе в этом логика гибридной войны — это прожигание ресурсов. То есть у вас, условно говоря, есть 100 человек в государственной администрации, которые принимают решения, на которых можно уповать [и которые могут управлять определенным количеством процессов].
<…> Соответственно, когда эти люди вместо того, чтобы готовиться к парламентским выборам, чтобы вычищать вот эту вот гидру коррупционную, которую построил Шор, коррумпируя избирателей, подкупая политиков и т.д., — вместо политического планирования и борьбы они занимаются, скажем, решением очередного кризиса очень непростого, где многие недовольны, «почему Кишинёв, по сути, за европейские деньги финансирует сепаратизм на своей территории». И это тоже правда, но я хотел бы послушать альтернативы, потому что альтернатива — это если в Приднестровье бизнес и население остаются полностью без света, без газа, а следующий этап — они просто выключают рубильник, по которому поступает электроэнергия из Румынии в Молдову и в Украину.
Давайте не забывать, потому что Румыния является одним из важнейших сейчас поставщиков электроэнергии в Украину, и все это проходит по той высоковольтной линии, которая проходит через Молдавскую ГРЭС, которая не то что не контролируется властями из Кишинева, но и непонятно, насколько так называемая власть в Приднестровье ее контролирует, а не напрямую структуры, которыми управляет Россия. Клубок проблем очень сложный.
Далее — в регионе присутствуют российские войска. Да, их не так много, непонятно, сколько там российских солдат, сколько местных, что с ними, какой у них боевой дух и т.д. Но я хочу посмотреть на того человека, который считает, что можно доводить ситуацию до того, что «ну давайте просто оставим это за скобками». Нельзя это ставить за скобки. То есть ставить какие-то условия вот этому режиму в Приднестровье — и дальше что? Не дадим газ, пока Красносельский не приедет в Кишинев и не подпишет немедленную реинтеграцию, какой-то план действий. А что делать с этими военными? В этих условиях, когда с Россией даже невозможно вести какой-то нормальный диалог.
У Кремля всё идёт по плану или что-то пошло не так?
— Честно признаюсь, я не до конца понимаю, какой план разыгрывает Россия. Далеко не ясно, все идет четко по их плану или он изначально был немножко другой. Опять же у нас иногда бывает такая тенденция воспринимать Молдову как пуп земли. Может, это совсем не так, может, мы как-то сбоку всей этой истории? Может, они просто думали: «Давайте потрусим эту Молдову, Приднестровье, поморозим этих людей, и сжалится Евросоюз, надавит на Украину, чтобы пустить этот транзит».
Вопрос транзита российского газа через Украину для России очень важен. Он настолько важен, что, смотрите, они не бомбят газовую инфраструктуру. Там был такой предупредительный удар где-то рядом, чтобы показать «в случае чего мы можем». Но при этом они не трогают, потому что надеются раньше или позже этим пользоваться. Потому что Северного потока [нет], Турецкого потока не хватает, плюс там используются разные международные нормы, а еще вдруг когда-нибудь пойдет и какой-нибудь газ из Ирана, и вообще будет меньше места. Соответственно, продолжение транзита через Украину — это приоритет. Не исключаю, что вся эта история с Приднестровьем началась исходя из этого.
Видимо, до Путина дошло все-таки, что нет, не сдаст назад Украина, и по сути мало что приднестровская ситуация меняет. И дальше уже пошли какие-то сценарии. Может, был какой-то план в таких широких мазках, потому что детали ну никак не выглядят планом. Выходит Красносельский с каким-то заявлением, что Россия согласна поставлять через какую-то компанию малоизвестную, (кстати, в подвале моего многоквартирного дома их офис). Вопрос: а кто вам будет за это платить? Где вы берете деньги, чтобы поставлять 2 млрд кубических метров в год, — или сколько они взяли на себя, несколько месяцев, — где вы берете $150-160 млн в долг? <…> Понятно, что это не какая-то нормальная методика поставок газа.
«Красносельского могут знатно дурить»
— Потом выходит тот же Красносельский и говорит, что там какие-то компании другие уже, появляется какая-то кипрская и т.д., опять всё очень мутно. Потом начинает появляться целая вереница венгерских уже компаний. Они говорят о том, что это гуманитарные поставки, которые обеспечивает Россия. И при этом, что я хотел отметить, ни разу за месяц с чем-то ни одно официальное лицо России не взяло на себя никакие абсолютно обязательства по поставкам, финансированию и т.д. Никто. [И об этом говорят только] Красносельский и российское издание «Коммерсант».
<…> Я не исключаю, что того же Красносельского вполне могут знатно дурить. Нужно признать, игра интересная, но, к сожалению, дорогая. Во-первых, для бедных людей, которые живут в Приднестровье. Никак не для олигархической этой клики группы «Шериф». Мы видели, как люди мерзли, и при этом они остатки угля сжигали на то, чтобы генерировать биткоины для сына бывшего генпрокурора России. Ну и, видимо, там «Шериф» с этого тоже что-то имеет. То есть это проходимцы нижайшего, скажем так, пошива. Смотрите на этого Красносельского. Тебе помогли, всем помогли. Ты просто никто, от тебя ничего в этом не зависит. И он выходит после того, как Евросоюз предоставил деньги по просьбе Кишинева, — и благодарит Россию. Кто он после этого?
Представьте себе, что на правом берегу дефицит электроэнергии или газа, и супермаркеты, принадлежащие спонсору правящей партии и элитный район с недвижимостью в Кишиневе имеют свет, а все остальные — нет. Вот просто представьте, что будет до утра следующего дня. Снесут. А вот там так они себя ведут. То есть вот просто дома, где живут депутаты так называемые, у всех и свет, и газ, и все у них хорошо. Электричество тратят на то, чтобы майнить биткоины, а люди мерзнут, некоторые умирают, экономика стоит и т.д. Почему я это все говорю? Просто чтобы представить себе, кто так называемый партнер по диалогу. И эксперты по реинтеграции считают, что это ещё удачный вариант партнеров по диалогу, потому что альтернативы только хуже.
«Ни те, ни другие не смогут напасть, но будут защищаться»
На фоне разговоров о необходимости реинтегрировать Приднестровье, которая обострилась в связи с последними событиями, можно услышать и рассуждения о том, чтобы выдавить оттуда российских «миротворцев» силовым путем. Паша прокомментировал эти нарративы.
— Даже если откинуть политические моменты, у Молдовы нет ресурсов путём военной наступательной операции захватить [Приднестровье]. Потому что там, может, всё и полуразрушено, но обороняться намного проще, чем идти в наступление. Так же, как присутствующие там и российские, так называемые приднестровские силы, не способны спроецировать никакую серьезную угрозу в существовании Молдовы. Условно говоря, если они там даже все соберут, сядут на три ржавых КАМАЗа, они не доедут до Кишинева. Вот если упростить. Потому что деградация за все эти годы очень сильная. Это помимо того, что абсолютное большинство людей, которые там якобы служат, не примут приказы идти умирать за непонятно какой бред. Но защищаться будут. Надо понимать, это очень разные вещи. Это наши коллеги, разбирающиеся в военных делах, провели такой анализ сравнительный и пришли к выводу, что ни те, ни те ничего не могут. Обороняться могут один от другого, а захватывать нет.
Соответственно, любые, кто об этом говорят, — это, скорее всего, провокаторы, работающие в интересах России. В том числе и идея с заходом украинских войск. То есть опять же, если придет приказ из Москвы, в наступление на Одессу никто не пойдет, но защищаться будут. Более того, помимо того, что это будет кровавая баня с обеих сторон, если сейчас это искусственный конфликт, то травма будет намного глубже, а там остается население. Это будут люди, которые будут воспринимать, что их захватили силой, оккупировали. Может, не все, но абсолютное большинство. Соответственно, вот этот процесс уже, собственно, политической, социальной интеграции будет идти намного сложнее. Повторюсь, эта территория, по сути, под юрисдикцией независимой Молдовы не функционировала никогда. Соответственно, это разница с Крымом, с Донбассом. Это очень важно понимать.
«Заманит» ли Кишинев приднестровцев за счет лучших условий жизни?
— У нас вообще о реинтеграции серьезно, ну кроме каких-то людей, которые интересуются этим, специализируются и т.д., широких обсуждений в обществе не было никогда. Даже во время так называемого меморандума Козака не было такого осознания, ну тогда и прессы не было, и вообще мало что обсуждалось. На уровне элит интеллектуальных обсуждалось. Но четкого плана не было. Я помню 2009 год, выборы, практически все политические партии имели что-то про видение реинтеграции Приднестровья — и ничего конкретного, кроме таких широких мазков на длительную перспективу, что «вот мы сейчас улучшим очень сильно жизнь на правом берегу, будем евроинтегрироваться, зарплаты вырастут», «пенсии по 500 евро», как Урекян (экс-примар Кишинева и экс-лидер Альянса «Наша Молдова» Серафим Урекян — прим. nokta) обещал, и т.д. И тогда, [мол], приднестровцы сами сюда попросятся.
Что мы видим между делом? Мы видим, что, несмотря на всю коррупцию, некомпетентность и продажность властей в Кишиневе, которые были в разных комбинациях, <…> разница в экономическом развитии уже стала большой. Доходы населения здесь выше. Люди с левого берега сюда переезжают, либо приезжают работать. Единственное, что там еще осталось — это низкие тарифы за счет бесплатного российского газа. Если их перевести сейчас элементарно на рыночные цены на энергоресурсы, там все просто умрет.
Но при этом мы не видим, что они просятся [под юрисдикцию Молдовы]. То есть, насколько должна быть большой разница, чтобы мы пришли к тому видению, которое очень сильно 15 лет назад продвигали проевропейские партии, и, в принципе, тоже были не против и коммунисты такого видения, что вот тут [ситуация] улучшится, и они попросятся? Во-первых, и тут, на правом берегу, со всеми экономическими проблемами и т.д., люди не воспринимают, что живут аж прямо так хорошо (но на это, кстати, и пропаганда довольно сильно влияет). Возможно, это не тот путь.
Некоторые, в том числе и люди, участвующие в разработках решений в сегодняшней системе власти, [говорят]: «Нет, нам надо сохранить этот статус-кво Приднестровья как можно дольше. Вот мы приблизимся к европейской интеграции, а может, еще и войдем в Европейский союз — и только потом у нас будет достаточно ресурсов финансовых, человеческих, административных, чтобы на себя взять процесс реинтеграции». Есть в этом определенная логика. Но вопрос: дойдем мы «тогда» — когда будет это «тогда»? Очень много вариативных элементов.
Естественно, это очень сильно зависит от того, как дальше будет в Украине. Будет ли мирное решение, будет это перемирие или долгосрочный мир? На каких условиях? Как после наступления мира будет себя вести Украина? Будет ли Украина тем государством, которое укрепляет свою безопасность, либо это будет государство, где политические элиты будут иметь в приоритете «не провоцировать», как они это называют в Москве, Россию. То есть, по сути, саботируют свою собственную безопасность. Позиция Украины очень важна.
«Интегрировать Приднестровье проще, чем Гагаузию»
— Так или иначе, убегать бесконечно от этой проблемы не получится. На уровне государственной политики, желательно, встроенной в национальную стратегию безопасности, мы должны принять для себя после широких обсуждений четкое видение решения приднестровской проблемы. Этот регион нужно интегрировать, люди там намного более открыты, несмотря на то, что там голосуют как голосуют. Но в Сирии тоже 91% получил Башар Асад, а через пару месяцев те же люди с удовольствием сжигали и разрушали его портреты и статуи. То есть это люди, которые живут в несвободном пространстве.
Соответственно, я уверен, что уже сейчас в Приднестровье намного больше адептов европейской интеграции, и даже проевропейские партии будут там набирать проценты, но это будет очень сильно зависеть и от, скажем так, общего настроения. Потому что, несмотря на то что они понимают бенефиции, если проевропейская часть политической элиты Молдовы не возьмет себя в руки, эти люди и дальше будут по инерции, даже после реинтеграции, голосовать за пророссийские партии — в плане того, чтобы «было спокойно» и т.д., стокгольмский синдром будет такой.
<…> Я опять же не хочу говорить, что это будет очень просто. Я не адепт того, что завтра реинтегрируемся, и все в Приднестровье сразу начнут голосовать за Михая Гимпу (политик правого толка, глава Либеральной партии — прим. nokta) — нет, конечно, такого не будет. Но, скажем так, в плане политической, социально-идеологической, информационной в плане потребления части Приднестровье интегрировать в остальную Молдову проще, чем реинтегрировать Гагаузию.
Полный спецвыпуск «Цены свободы»:
Читайте также:
- История приднестровского конфликта: причем тут Кремль, язык и румыны? Рассказывает Оазу Нантой
- «Схема поставок газа в Приднестровье укрепляет влияние Москвы» — мнение эксперта
- «Непрозрачная схема и политические риски для Кишинева» — Слусарь критикует решение о транзите газа в Приднестровье
nokta