«Гагаузы — такой маленький народ, но у нас столько всего есть» — история музыкантки и активистки из Гагаузии

Юлии Узун 20 лет, она гагаузская мультиинструменталистка и активистка. О музыке, сложных разговорах о феминизме в Гагаузии и популяризации этнической идентичности — читайте в её истории.

«Сначала я боялась говорить, что я гагаузка»

Юлия Узун родилась в Кишиневе в семье гагаузов. Когда ей исполнилось 8, семья переехала в Воронеж, а в 2019 году — вернулась в Молдову. До 19 лет Юля жила и училась в Конгазе в молдо-турецком лицее, а по окончании — снова переехала в Кишинев.

— Я, когда переехала в Воронеж, почувствовала очень сильное облегчение, потому что я не помню, как именно назывались эти тетрадки в Молдове, там были какие-то кенгурята, и мне по ним было очень сложно учиться. В России начальная школа была намного легче, но это [не пошло мне на пользу], потому что мне было так легко, что все мои воронежские школьные годы я забила на учебу полностью.

У нас был многонациональный класс, было также очень много тюрков, но я всё равно боялась говорить, что я гагаузка и всегда говорила, что я молдаванка. А когда мне уже исполнилось лет 12, я подружилась с ребятами из Азербайджана, из других тюркских народов. Мы как-то даже сравнивали наши языки, и уже было намного комфортнее. Тогда я уже открыто начала говорить, что я гагаузка. [Одноклассники] не знали, кто такие гагаузы, а когда начинала им объяснять, они такие: «ой, ты чурка», вот это всё.

Вернувшись в Молдову, Юля понимала, что не сдаст румынский язык, если сразу перейдет в 9 класс, поэтому прежде, чем поступить в лицей, повторно отучилась в 8 классе, о чем ни разу не пожалела. В Конгазе Юля уже основательно взялась за учебу, чтобы подтянуть свои знания.

— В молдо-турецком лицее были и турецкие учителя, и предметы на английском. Больше всего мне были интересны, наверное, история и литература, потому что мне нравился сам формат изучения. Даже если ты не готовился, ты сидишь и слушаешь, как другие ребята приготовили презентацию или отвечают на какую-то домашнюю работу, и у тебя это остаётся в памяти. В этом лицее у меня открылась эрудированность. Я поняла, что могу не заучивать, а просто слушать на уроке.

Юля окончила школу в прошлом году и поступила на международные отношения в Кишиневе — но практически сразу же его бросила. Как объясняет, из-за отношения однокурсников и языковых сложностей.

— Я проходила туда две недели, потому что у меня были такие одногруппники, которые очень сильно топили за румынский язык, а когда я еще сказала, что я из Гагаузии, они вообще перестали со мной даже взаимодействовать. Я не чувствовала, что меня там буллят или что-то такое, но [отношение было неприятным]. Из-за того, что я была в румынской группе, что-то не могла понять и спрашивала у одногруппников, которые знают русский, а они отвечали «Eu nu vorbesc limba rusă» и отворачивались от меня.

И я поняла, что нет, мне это не надо. К тому же тогда у меня параллельно были еще и социальные проекты, и работа, и я поняла, что [мне сложно это] совмещать. Не сказать, что я очень сильно хотела поступить на международные отношения, но это единственная тема, в которой я могла бы как-то адаптироваться и которая мне была бы хоть немного интересна.

«Было сложно войти во взрослую жизнь»

— Когда я переехала в Кишинев, у меня был сложный адаптивный период, потому что моя семья вернулась Россию, а я осталась тут вообще одна. То, что я вошла во взрослую жизнь, мне далось очень сложно. У меня просто ещё был контраст в том, что я закончила школу, а это было лучшее время за мои 20 лет. И я начала скучать по школе уже в наш выпускной. Пришло сознание, что я сейчас перееду в Кишинев, начнутся все эти поиски квартиры, работы, меня очень сильно вводило в тревогу, что я не вернусь 1 сентября в школу. А еще проблемы с переводами из России в Молдову, то есть родители меня бы не смогли поддерживать деньгами. И просто всё это резко навалилось. Но мне помогло то, что я переехала сюда впятером вместе со своими школьными друзьями. И то, что живу не одна, а со своим другом. А если бы жила одна, я бы, наверное, уже давным-давно с катушек съехала.

Первый месяц не могла найти работу, потом устроилась официанткой, у меня там был очень хороший коллектив, и когда я работала, я забывала постепенно то, что у меня есть какие-то сложности и т.д. Просто начался стабильный ритм жизни, постепенно всё стало налаживаться.

Я сама по себе человек тревожный, и мне постоянно нужно чем-то заниматься. Ещё очень спасало то, что я делала социальные проекты, и знала, что я занята чем-то сейчас.

Юля признается: по-настоящему бы ей хотелось поступить в вуз в Европе на композитора — и она надеется добиться этой цели в следующем году. Музыка сопровождала ее с детства, и после ухода из института она поняла — это то, чему она хочет посвятить жизнь.

— Я просто посмотрела, у нас в Молдове «хор» (специальность в Академии музыки, театра и изобразительных искусств — прим nokta) стоит 55 тысяч контракт на год, и подумала: «нет…»

«Музыка мне всегда давалась легко»

В музыкальную школу Юля попросилась сама — и ходила в нее на протяжении жизни в Воронеже: сначала в вокальный ансамбль, а затем на фортепьяно. Когда семья переехала в Конгаз, оставалось отучиться два года музыкальной школы, но Юля не стала ее заканчивать, так как к тому времени охладела к фортепьяно.

— В 15 лет мне отец купил на день рождения гитару, и я сама училась на ней играть, потом у нас была школьная группа, я там была вокалисткой и научилась играть на бас-гитаре. Там же я в первый раз села за барабан и поняла, что у меня есть очень хорошее чувство ритма.

Потом в 9 классе мы с моей подругой начали слушать рок, всякие инди-песенки и загорелись желанием сделать собственную рок-группу. Исполнять какие-то кавера, про писать песни мы еще тогда даже не думали. И нам предоставили место в Доме культуры, сказали: «Играйте, но выступайте, если что, на всяких мероприятиях конгазских».

Это было самое лучшее время моего музыкального развития, потому что у всех горящие глаза, все хотят играть. А только мы с моей подругой Соней умели что-то играть и не могли найти барабанщика и того, кто играл бы на фортепиано, потому что моя позиция в группе была бас и вокал, а Соня играла на гитаре. И мы пошли просто к нашему другу в параллельный класс, который ни разу в жизни ни один инструмент не держал в руках. Я такая: «Идем к нам на фортепиано». Подошли к девочке: «Давай ты будешь играть на барабанах». И все, у нас уже есть группа, мы начали играть.

Через месяц мы уже делали Хэллоуин в нашем ДК, где выступали с каверами. И продержалась наша группа до конца 12 класса. Менялись жанры, с каждым годом становились все спокойнее, пока в выпускном классе мы не пришли к тому, что уже играем джаз вообще.

— Музыка мне всегда давалась легко. Я даже не помню тот момент, когда начала уже без проблем тянуть высокие ноты. Когда ты поешь в ансамбле, ты все равно не раскрываешь свой голос полностью, потому что тебе дают какую-то тональность, и ты с этой тональностью идешь еще 10 лет. А когда ты поешь дома, ты пробуешь разные песни, [которые тебе нравятся], и у тебя раскрывается голос по-другому. И вот из-за того, что я очень много пела дома, у меня раскрылся голос. Я помню даже момент, когда я спела Уитни Хьюстон, и все офигели, я и сама офигела, что я могу так петь.

Гитара у меня тоже пошла очень быстро, да и вообще все инструменты, и я очень этому рада. Не сказать, что я профессионал, но если кому-то понадобится, например, барабанщик в группу, я смогу сесть на это место.

На сегодняшний день Юля умеет петь и играть на клавишных, гитаре, басу и барабанах, а в этом году научилась играть еще и на флейте. Любимым инструментов остается бас-гитара.

@yaramazbabu #gagauzia #gagauziaнасаязи #utagagauzia #рекомендации #gagauzlar #fyp #молдова #recommendations ♬ оригинальный звук — yaramazbabu

— Первым делом, когда я слушаю песни, сначала я слушаю основную гармонию, а потом начинаю разбирать каждый инструмент. И первым делом я прислушиваюсь всегда к бас-гитаре, потому что основа песни — это всегда барабаны и бас. Иногда думаю: вот как в такую песню удалось втиснуть такой бас?.. Песня может быть очень спокойная, а потом добавишь бас — и она станет очень тревожной. А еще я очень люблю джаз. Бас-гитара в джазе — это тоже один из самых ключевых инструментов, которые задают настроение.

Сейчас Юля пишет собственную музыку и планирует в скором времени выпустить сингл частично на английском и частично на гагаузском языках. Сама она его описывает как инди с тревожной ноткой, отдаленно похожее на Muse, Portishead и Билли Айлиш.

«Это то, с чем я хочу связать свою жизнь»

Зачем же заморачиваться с обучением на композитора где-то в Европе, если и так обладаешь качествами и навыками для того, чтобы создавать музыку? Как становится ясно из нашей беседы, дело во многом в особенностях характера Юлии.

— Я хочу быть профессионалом в каждой области музыки, чтобы я чувствовала прям каждую нотку. Во-первых, мне очень надо выучить нотную грамоту. Потому что если я изучаю какую-то тему, я до последнего слова там всё выучиваю, запоминаю, потому что для меня это очень важно. Я хочу именно быть профессионалом в этом деле. И мне нужно слышать критику ещё со стороны профессионалов, а не только слушателей, которые не разбираются в музыке. И чтобы они мне говорили, что тут не так и т.д. Потому что я тоже могу не услышать некоторые моменты. Мне просто очень важно, чтобы я всё знала и умела, потому что это единственное, с чем я хочу связать свою жизнь.

Ну и как запасной вариант этот диплом тоже, потому что с таким образованием можно тем же учителем фортепиано работать или создавать свою академию какую-то в Кишинёве и так далее. Тут одни плюсы, мне кажется.

Юля решительно настроена, получив желанное образование, вернуться в Молдову:

— Я рассматриваю Европу или какие-то другие страны только в плане путешествий, учёбы и каких-то, может быть, командировок максимум. Молдова — это мой дом, куда я хотела бы возвращаться.

«Мы чувствовали, что об этом нужно говорить»

Юлия рассказывает, как в 2022 г. открыла для себя социальный активизм, в который вовлечена до сих пор.

— Мы с моими друзьями нашли в Кишиневе НПО Diversitate, у них есть подростковый лагерь за Кишиневом. И нам одна подруга предложила: «Давайте поедем, будет очень весело». Я думала, это обычный подростковый лагерь. Мы туда приезжаем, нам дают расписание, в котором день прав человека, день социальной идентичности, день дискриминации, день этнических меньшинств. Я такая: что это вообще такое?.. Я вообще не ожидала, что у нас что-то такое будет.

У меня с детства было какое-то чувство несправедливости. Я чувствовала несправедливость к женщинам, к этническим меньшинствам, но не могла это обозначить какими-то словами, не знала, что значит феминизм или что это называется дискриминацией этнических меньшинств. И когда я приехала, и мне просто более доступным языком начали объяснять то, что у меня в голове, разложили по полочкам всё, я просто была в шоке. И потом мы приехали в школу, началась учёба, и эта же организация запускает проект, который называется Brave. Где девушки организуют какие-то свои инициативы.

И мы с подругами поехали туда. Мы вообще не знали, какой у нас будет проект, но хотели что-то сделать. У нас тогда не было опыта в написании своих инициатив, в их реализации. И нам там объясняли, как вести тренинги, как обозначить проблему и т.д. Мы поняли, что хотим провести тренинг по феминизму в нашем населенном пункте. Потому что мы чувствовали, что об этом нужно говорить. На это было очень много причин. Например, отношения между несовершеннолетними девочками и взрослыми парнями, когда все считают, что это нормально. Или когда распространяют интимные фотографии несовершеннолетних девочек, ранняя беременность, домашнее насилие и т.д.

Нам было очень страшно говорить на тему феминизма в Конгазе, да и вообще в Гагаузии, потому что мы знали, что это табу. К тому же это был наш первый проект. Поэтому он был самым сложным в реализации. Когда мы писали проект, нам еще пришла идея сделать журнал, где будут анонимные истории девочек-подростков, которые сталкивались с каким-либо видом насилия: интернет-насилие, физическое, сексуальное, моральное.

И мы сделали этот журнал, он называется Kızlar (с гагаузского «Девушки» — прим. nokta). Нашли девочек, они поделились анонимно своими историями. У нас была художница, которая рисовала иллюстрации и писала текст «от руки» — журнал был в формате личного дневника.

Как уточняет Юля, журнал был издан тиражом в 25 экземпляров при помощи той же организации — его раздавали посетительницам тренинга.

— Кстати, еще до нашего тренинга он как-то попал в школу, и администрация вызвала нас и такая: «Я не согласна с тем, что вы пишете в этом журнале». То есть там настолько жесткие истории были, что некоторые люди думали, что это выдумки.

«Я даже не задумывалась, что это проблема»

Что касается самого тренинга, девушки столкнулись с «определенными преградами», когда искали место для его проведения и отказались от идеи провести его в своей школе — вместо этого выбрали местный Дом культуры.

— У нас такая была классическая презентация про то, что такое феминизм, она называлась «Путь женщины в патриархате». О том, что навязывают девочкам в детстве и женщинам во взрослом возрасте. В школе мы слышали фразы «Я не позволю, чтобы вы оскорбляли мужчин», но мы просто объясняли, как женщины подвергаются дискриминации и [никого не оскорбляли].

На тренинг пришли человек 10, и для нас тогда это уже был огромный результат, потому что нашлись девочки, которые не побоялись прийти — и это самое главное. И мы были в шоке от того, что мы вели презентацию, рассказывали, и девочки тоже начинали делиться своим опытом, они тоже начинали рассказывать, с какими видом насилия они сталкивались. Для нас было показательно, что мы создали комфортное пространство, где девочки могли этим делиться — даже несмотря на то, что от нашей школы пришли две учительницы как контролёрши. А у нас было возрастное ограничение то ли с 14, то ли с 15 до 18 лет.

Мы боялись, что девочкам будет трудно. Когда приходят взрослые женщины с [суровыми] лицами, положили себе ручки на коленки, сидят, слушают, будто ищут, до чего [докопаться] — это было некомфортно. Но для девочек это не стало препятствием, и я очень этому рада. Я офигела еще, что в конце тренинга одна из учителей такая: «Ой, а вы говорите правильные вещи тут. Я тоже с таким сталкивалась, но даже не задумывалась, что это проблема», — и всё такое.

— Наша цель была дать девочкам тему для размышлений, мы не хотели ни в коем случае ничего навязывать. И для нас это был положительный результат, потому что мы потом с ними еще встречались, и они говорили, что наши тренинги помогли им осознать некоторые вещи.

В 12 классе Юля с друзьями решили поучаствовать в еще одном проекте Diversitate — создать подростковый клуб, в котором обсуждались бы темы по правам человека. Как рассказывает героиня, опыт первого проекта помог грамотнее подойти к организации.

— В прошлый раз мы не распределили роли, и оказалось так, что один человек делает всё, другой — ничего, и это выливалось в ссоры. А тут мы чётко распределили, что, например, я отвечаю за какие-то разгрузочные упражнения, за то, чтобы создать командный дух внутри тренингов, Соня отвечала за теоретическую часть, а Ира — за бюджет. И слава богу, потому что у нас не было человека в прошлом проекте, который отвечал бы за бюджет, сохранял бы все чеки, ходил в магазины, искал подешевле и т.д., а это очень важная часть.

На самих тренингах вначале было какое-то упражнение на объединение или на разгрузку, потом шла теоретическая часть, потом упражнение на закрепление темы. И в конце мы делали какие-то воркшопы, коллажи, плетение из бисера, настольные игры, танцы, еще что-то — для того, чтобы не было так, что люди посидели, послушали три часа какую-то лекцию и пришли домой разбитые.

У нас были темы про идентичность, мы пригласили психологиню из Кишинёва, которая рассказывала про саму концепцию буллинга (травли), почему люди буллят и как с этим справляться. Например, если ты наблюдающий, то ты тоже причастен, потому что ты ничего не делаешь, [чтобы это прекратить] и тоже считаешься буллером. Было про дискриминацию по половому и расовому признаку и проч.

«Быстро выйди, ты не должен такое слышать!»

После первого проекта Юлю и Соню, организовавших тренинг, пригласили в качестве спикеров на международную конференцию, посвященную этой же тематике.

— Мы туда ехали, у меня была подготовленная речь, но было очень страшно, потому что там очень много людей с разных стран и должна ещё была быть Майя Санду, а мы с Соней были единственные русскоговорящие из спикеров… Слава богу, с этим проблем не было, никто нас не осуждал за это, у всех были наушники с переводом. Соня отвечала опять же за теоретическую часть, почему важно сексуальное образование, а я приводила конкретные примеры из Гагаузии. И, если я не ошибаюсь, через год мы увидели, что хотят внедрить сексуальное образование в школах.

Девушка объясняет, почему оно все-таки нужно.

— Во-первых, у нас ранние беременности, во-вторых, девушки не умеют сказать «нет», а парни не понимают, что значит «нет». Много изнасилований, много слива интимных фотографий опять же. То, что у нас в Гагаузии боятся сказать «член» и «вагина» или [заменяют их всякими эвфемизмами]. То, что прокладок очень сильно у нас все боятся, как и слова «месячные». Я помню, была ситуация в школе, к нам приходила медсестра, и она говорит: «Выйдите все мальчики, быстро!» Один мальчик хотел посидеть, послушать, а она говорит: «Нет, Кирилл, быстро выйди, ты не должен такое слышать!»

На сегодняшний день Юлия Узун до сих пор участвует в проектах организации Diversitate на волонтерских началах, но уже в качестве помощника ментора — и сама может консультировать подростков, как реализовывать социально важные проекты.

Про гагаузскую идентичность

За период взросления Юля прошла от принятия гагаузской идентичности к решительной ее защите: в начальных классах в России, опасаясь травли, она стеснялась причислять себя к малоизвестному народу, затем начала говорить о том, что гагаузка, открыто и с гордостью, а в ходе изучения проблем этнических меньшинств через социальные проекты поняла, что хочет популяризовать гагаузскую культуру.

— Когда мы с Соней переехали в Кишинев, мы увидели, что многие люди там не знают, кто такие гагаузы и что такое Гагаузия, кроме как [в контексте] каких-то политических движений. В рамках третьего проекта мы решили сделать инклюзию в виде гагаузской комнаты в центре Кишинева. Навесили гагаузские ковры, привезли софру, книги гагаузские, надели национальные гагаузские одежды. Мы приготовили гезлемя, у нас была максимально дружеская обстановка. И мы там рассказывали про гагаузские традиции, про свадьбы, про хэй-хэй, про капру, в каких раньше костюмах выходили замуж, очень много было информации. Мы танцевали гагаузские хоры, рассказывали про гагаузскую музыку и переводили им тексты некоторых песен.

Как вспоминает Юля, людей приходило немного, но те, кто приходил — слушали с интересом, задавали вопросы, в том числе и подростки.

— И пока мы готовились, искали эту информацию, я прям загорелась, потому что и я сама о некоторых традициях не знала. Меня очень сильно впечатлило, что раньше у нас была традиция: женщину после родов 40 дней вообще не трогают, эти дни считались [сакральными], потому что за эти дни мать с ребенком очень сильно сближаются. То есть она вот лежит с ребенком, ее оберегают. Потому что сейчас ты рожаешь, и сразу давай вставай [работать по дому].

Вообще свадьбы гагаузские меня всегда впечатляли. Я долго работала в гагаузском банкетном зале и очень много видела гагаузских свадеб, мне очень нравилось там работать. Впечатлило, как гагаузы умеют гулять и любят отрываться, и насколько они открыты в этом всём. И то, что свадьба — это целый обряд длиной не в один день. Сначала муж идёт к невесте, потом они идут сюда, потом они что-то ещё делают, мама жениха раздаёт всем по ложечке мёда, как символ будущей сладкой жизни у жениха и невесты. А какие мы говорим тосты — это вообще!

Мы такой маленький народ, но у нас столько всего есть. И Гагаузия сама по себе маленькая, но в разных селах есть свои традиции, свои диалекты.

Вдохновившись национальным орнаментом, Юля начала использовать его в повседневной одежде, а еще, по-настоящему загоревшись идеей сохранения гагаузской идентичности, она начала в начале года снимать на эту тему ролики для тик-тока. В них обыгрываются локальные шутки, опровергаются стереотипы о гагаузах и поднимаются социально важные темы.

Видео пока что не так много, Юля не задается целью выпускать регулярный контент (скорее так, по настроению), у них десятки тысяч просмотров, и девушку уже узнают в Гагаузии. Например, когда она приезжала в августе на День города в Комрат, то с удивлением обнаружила, что к ней подходят здороваться незнакомые люди — и даже выстраиваются в очередь для совместного фото.

Вместе с тем появились и хейтеры.

— Были комментарии, чтобы лишить меня звания гагаузки, потому что у меня пирсинг и челка. Поэтому когда я приехала в Комрат и ко мне начали подходить люди, среди них были и такие [типичные сельские гагаузские парни] с сильным акцентом — и я сильно удивилась, что даже им я нравлюсь и у них нет ко мне претензий как к какой-то неформалке. И я поняла, что блин, это круто. Надо продолжить этим заниматься.

«Евросоюз — это перемены в лучшую сторону»

Будучи гагаузкой, Юлия Узун открыто критикует шоровскую власть, поддерживает Майю Санду и выступает против войны в Украине.

— Я считаю, что если Молдова войдёт в ЕС, это хорошо скажется на Гагаузии. Мне очень обидно, что у нас всё утрачивается, не передается от старшего к младшему, — и страшно, что сейчас происходит с Гагаузией. И я боюсь, что гагаузы будут против вступления в Евросоюз. Но если просмотреть информацию про Евросоюз, он предоставляет много разных штук для этнических меньшинств, для сохранения этнической идентичности. И, блин, сейчас еще такая ситуация, мы либо с Россией, либо в Евросоюзе, либо стоим на месте. И для меня самый лучший вариант — это Евросоюз, потому что ЕС — это перемены в лучшую сторону.

Читайте также:

• «У меня получилось создать хорошую конкуренцию ребятам из Кишинёва» — история выпускника из болгарского села
• «Каждый день буквально праздник» — история декоратора из Комрата
• «Если существо слабее меня, я не имею права его обижать» — история зооволонтера из Комрата
• «Гагаузский язык открывает двери в большой тюркский мир» — история музыканта, преподавателя и актера театра из Комрата
• «Я вырос и успел поработать в Советском Союзе» — история проевропейца в Комрате

Больше наших историй см. здесь.

nokta